Вадим Шершеневич: Стихотворения и поэмы

Опять покорен грусти, мрачен,
Я — одинокий — снова с той,
Чей взор пленительный прозрачен
И полон юной красотой.

Но ныне с кроткой укоризной
Встречают запылавший день
И страх пред новою отчизной
И недоверчивая лень.

Нет! Не увлечь меня мятелям
В земной простор, в далекий путь,
Не взволновать твоим свирелям
Мою задумчивую грудь.

Еще вскипает над долиной
Осенним солнцем небосвод,
Но треугольник журавлиный
Медлительно на юг плывет.

Нависла боль свинцовой тучей
С каймой кровавою вокруг.
И ты изрыт тоской летучей,
Многострадальный, нежный луг.

Раскрылся плащ ночной и синий
От леса и до камыша.
В твоей измученной пустыне
Теряется моя душа.

За ней, бредя стопой тревожной
В глухую ночь, в ночную тишь,
Ты, сердце, песнею острожной
Над осенью моей звенишь.

Ты отошла за травы луга,
В глухую осень, в камыши…
Расплескивает крылья вьюга
Над страшною тоской души

Прислушиваюсь к милой флейте
И к дальним шорохам сосны.
Жестокую печаль лелейте.
Мои отчетливые сны.

Я вижу в снеге лабиринта,
Где без дорог мои пути,
Краснеет кровью гиацинта
Твое последнее «прости!».

Ты не могла, ты истомилась
В слезах и бормотаньях встреч,
И отошла, и закрутилась
Змеею шаль вдоль смуглых плеч.

Я не виню, что ты, больная.
И уходила и звала.
И вся цветная, вся хмельная
С моих страниц ты уплыла.

Но не кляни и ты, что ныне
С губ помертвевших, ледяных
В часы растерянных уныний
К тебе слетает блеклый стих.

Мне кажется, что ночью каждой
И каждым утром, каждым днем,
Когда объят предсмертной жаждой
И смертным роковым огнем, —

Ты проплываешь надо мною.
Колебля тонкое копье,
Дразня минувшею весною,
Суля иное бытие.

Волна — я знаю — беспощадна
И снова не придет к камням,
Но тешиться мечтой отрадно
Изнеможденным берегам.

Обращайтесь с поэзами как со светскими дамами,
В них влюбляйтесь, любите, преклоняйтесь с мольбами,
Не смущайте их души безнадежными драмами,
Но зажгите остротами в глазах у них пламя.

Нарумяньте им щеки, подведите мечтательно
Темно-синие брови, замерев в комплименте,
Уверяйте их страстно, что они обаятельны,
И, на бал выезжая, их в шелка вы оденьте.

Разлучите с обычною одеждою скучною,
В jupe-culotte нарядите и как будто в браслеты
Облеките их руки нежно рифмой воздушною
И в прическу искусную воткните эгреты.

Если скучно возиться вам, друзья, с ритмометрами,
С метрономами глупыми, с корсетами всеми
— На кокотке оставив туфли с белыми гетрами,
Вы бесчинствуйте с нею среди зал Академий.

Белые гетры… Шляпа из фетра…
  Губ золотой сургуч…
Синие руки нахального ветра
  Трогают локоны туч.
Трель мотоцикла… Дама поникла…
  Губы сжаты в тоске…
Чтенье галантное быстрого цикла
  В лунном шалэ на песке.
В городе где-то возле эгрета
  Модный круглит котелок…
В траурном платье едет планета
  На голубой five o'clock [4] Пять часов вечера (обычное время вечернего чаепития в Англии) ( англ. ). .

В рукавицу извозчика серебряную каплю пролил,
Взлифтился, отпер дверь легко.
В потерянной комнате пахло молью
И полночь скакали в черном трико.
Сквозь глаза пьяной комнаты, игрив и юродив,
Втягивался нервный лунный тик,
А на гениальном диване, прямо напротив
Меня, хохотал в белье мой двойник.
И Вы, разбухшая, пухлая, разрыхленная,
Обнимали мой вариант костяной.
Я руками взял Ваше сердце выхоленное,
Исчеркал его ревностью стальной;
И вместе с двойником, фейерверк тосты,
Вашу любовь до утра грызли мы,
Досыта, досыта, досыта,
Запивая шипучею мыслью.
А когда солнце на моторе резком
Уверенно выиграло главный приз,
Мой двойник вполз в меня, потрескивая,
И тяжелою массою рухнулся вниз.