Михаил Кузмин - Стихотворения

  Лети! Свободен! Не хотел,
  А без хотенья нет победы.
  Но не решат и звездоведы,
  Какой полету дан предел.

  Лети! На девичьем окне
  Клевать остатки каши пшенной,
  Но, прирученный и влюбленный,
  Ты не забудешь обо мне.

  Приснится вновь простор высот,
  Падучие, льдяные реки.
  И, как беременный, навеки
  Носить ты будешь горький сот.

Дымное пламя затопило слова.
Эта страда мне страшна и нова.

Горесть и радость, смех, испуг…
Голубь смертельный, огненный друг.

  Лейся, вар!
  Шуми, пожар!
  Дыбись, конь!
  Крести, огонь!
  Грянь, гром!
  Рушь дом!
  Санок бег
  Растопит снег!
  Зацветут,
  Зацветут —
  Там и тут
  Щедрые капли
  Алой горячей крови.

И крещеные помертвелые глаза
Видят:

Купол отверст, синь и глубок.
Недвижно висит Крещенский голубок.

Крашены двери голубой краской,
Смазаны двери хорошо маслом.
Ночью дверей не слышно,
Ночью дверей не видно…
Полной луны сила!
Золото в потолке зодиаком,
Поминальные по полу фиалки,
Двустороннее зеркало круглеет…
Ты и я, ты и я — вместе —
Полной луны сила!
Моя сила на тебе играет,
Твоя сила во мне ликует;
Высота медвяно каплет долу,
Прорастают розовые стебли…
Полной луны сила!

В осеннюю рваную стужу
Месяц зазубренный падает в лужу.
Самоубийцы висят на кустах
В фосфорических, безлюдных местах.
Клочки тумана у мерклых шпор…
Словно выпит до дна прозрачный взор…
Без перчаток руки слабы и белы.
Кобылка ржет у далекой скалы.
Усталость, сон, покой… не смерть ли?
Кружится ум, как каплун на вертеле.

  Рожок, спой
  Про другой покой!
  Как пляшут лисы
  Под ясной луной…
  Полно лая и смеха
  Лесное эхо…
  Грабы и тисы —
  Темной стеной!
  Галлали! Галлали!
  Учись у Паоло Учелло!

Но разве ты сам не знаешь,
Что летучи и звонки ноги,
Быстры снеговые дороги,
Что месяц молодой высок,
Строен и тонок юный стрелок,
Что вдовство и сиротство — осени чада,
Что летней лени мужам не надо,
Что любы нам ржанье и трубная трель
И что лучшее слово изо всех: «Апрель!»

С безумной недвижностью
приближаясь,
словно летящий локомотив экрана,
яснее,
крупнее,
круглее, —
лицо.
Эти глаза в преувеличенном гриме,
опущенный рот,
сломаны брови,
ноздря дрожит…
Проснись, сомнамбула!
Какая судорога исказила
черты сладчайшие?
Яд, падение, пытка, страх?..
Веки лоснятся в центре дико…
Где лавровый венец?
Почему как мантия саван?
Д-а-а!! родная, родная!
Твой сын не отравлен,
не пал, не страшится, —
восторг пророчества дан ему:
неспокойно лицо пророка,
и в слепящей новизне старо.
Пожалуй, за печать порока
ты примешь его тавро.
Мужи — спокойны и смелы —
братства, работа, бой! —
но нужно, чтобы в крепкое тело
пламя вдувал другой.
Дуйте, дуйте, братья!
Ничего, что кривится бровь…
Сквозь дым, огонь и проклятье
ливнем хлынет любовь.
Нерожденный еще, воскресни!
Мы ждем и дождемся его…
Родина, дружба и песни —
выше нет ничего!

Зеркальным золотом вращаясь
в пересечении лучей,
  (Лицо, лицо, лицо!..)
стоит за царскими вратами
невыносимый и ничей!

В осиной талии Сиама
искривленно качнулся Крит
  (Лицо, лицо, лицо!..)
В сети сферических сияний
неугасаемо горит.

Если закрыть лицо покрывалом плотным,
прожжется шитье тем же ликом.
Заточить в горницу без дверей и окон,
с вращающимся потолком и черным ладаном,
в тайную и страшную молельню, —
вылезет лицо наружу плесенью,
обугленным и священным знаком.
Со дна моря подымется невиданной водорослью,
из могилы прорастет анемонами,
лиловым, томным огнем
замреет с бездонных болот…

  Турин, Турин,
  блаженный город,
  в куске полотна
  химическое богословье
  хранящий,
  радуйся ныне и присно!

Ту́рманом голубь: «Турин!» — кричит,
Потоком По-река посреди кипит,
Солдатская стоянка окаменела навек,
Я — город и стены, жив человек!
Из ризницы тесной хитон несу,
Самого Господа Господом спасу!