[1917]
Серебристым рыба махнула хвостом,
Звезда зажелтела в небе пустом, —
О, Фаустина!
Все ближе маяк, темен и горд,
Все тише вода плещет об борт —
Тянется тина…
Отбившийся сел на руль мотылек…
Как день свиданья от нас далек!
Тень Палатина!
Ветром запах резеды принесло.
В розовых брызгах мое весло.
О, Фаустина!
[1917]
Разве по ристалищам бродят учители?
Разве не живут они в безмятежной обители?
(Голубой, голубой хитон!)
Хотите ли воскресить меня, хотите ли
Убить, уста, что покой похитили?
(И никто не знает, откуда он).
Мало ли прошло дней, много ли
С того, как его пальцы мои трогали?
(Голубой, голубой хитон!)
С каких пор мудрецы причесываются как щеголи?
В желтом сияньи передо мной не дорога ли?
(И никто не знает, откуда он).
Полированные приравняю ногти к ониксу, —
Ах, с жемчужною этот ворот пронизью…
(Голубой, голубой хитон!)
Казалось, весь цирк сверху донизу
Навстречу новому вздрогнул Адонису.
(И никто не знает, откуда он).
Из Вифинии донеслось дыхание,
Ангельские прошелестели лобзания,
Разве теперь весеннее солнцестояние?
[1917]
Твои шаги в затворенном саду
И голос горлицы загорной: «Я приду!»
Прямые гряды гиацинтов сладки!
Но новый рой уж ищет новой матки,
И режет свежую пастух дуду.
В пророческом кружится дух бреду
Кадилами священной лихорадки,
И шелестят в воздушном вихре схватки
Твои шаги.
Так верится в томительном аду,
Что на пороге прах пустынь найду!
Полы порфирные зеркально гладки…
Несут все радуги и все разгадки
Созревшему, прозрачному плоду
Твои шаги.
[1917]
Сумеречный, подозрительный час…
Двусмысленны все слова,
Круги плывут по воде! —
Не святой ли это рассказ?
Отчего же так горит голова,
Чуя «быть беде!»
Варварское и нежное имя —
Я не слыхал такого…
Оно пахнет медом и хлебом…
В великом Риме
Не видали такого святого
Под апостольским небом!
[1918]
Умильно сидеть возле
Учительной руки!
— Рыбачат на плоском озере
Еврейские рыбаки.
Ползут облака сне́гово.
— Хлеба-то взяли? Эй! —
Над заштопанным неводом
Наклонился Андрей.
Читаем в затворенной комнате,
Сердце ждет чудес.
Вспомни, сынок, вспомни
Мелкий, песчаный лес.
Золотые полотнища спущены
(В сердце, в воде, в камыше?).
Чем рассудку темней и гуще,
Тем легче легкой душе.
Отчего в доме ветрено?
Отчего в ароматах соль?
Отчего, будто в час смертный,
Такая сладелая боль?
Ползут облака снегово…
По полотнищу вверх глянь —
Играет серебряным неводом
Голый Отрок, глаза — лань.
Наклоняется, подымается, бегает,
Круглится отрочески бедро.
Рядом — солнце, от жара белое,
Златодонное звонкое ведро.
Поймай, поймай! Благовестия
Самой немой из рыб.
Брошусь сам в твои сети я,
Воду веретеном взрыв!
Белое, снеговое сияние
Обвевает важно и шутя.
Ты мне брат, возлюбленный и няня,
Божественное Дитя.
Спадает с глаз короста,
Метелкой ее отмести.
Неужели так детски просто
Душу свою спасти?
Все то же отцовское зало,
— Во сне ли, или грежу я? —
Мне на волосы с неба упала
Золотая, рыбья чешуя.
[1918]
Водителем душ, Гермесом,
Ты перестал мне казаться.
Распростились с болотистым адом,
И стал ты юношей милым.
Сядем
Над желтым, вечерним Нилом.
Ныряет двурогий месяц
В сетке акаций.
Твои щеки нежно пушисты,
Не нагладиться вдосталь!
— Чистым — все чисто, —
Помнишь, сказал Апостол?
В лугах заливных все темней.
Твой рот — вишня, я — воробей.
В твоих губах не эхо ли
На каждый поцелуй?
Все лодочки уехали,
Мой милый, не тоскуй.
Все лодочки уехали
Туда, далеко, вдаль!
Одежда нам помеха ли?
Ужаль, ужаль, ужаль!
Но отчего этот синий свет?
Отчего этот знак на лбу?
Маленькие у ног трещоткой раскрылись крылья.
Где ты? здесь ли? нет?
Ужаса
Связал меня узел,
Напало бессилье…
Снова дремлю в гробу…
Снова бледная лужица
(Выведи, выведи, водитель мой!),
Чахлый и томный лес…
(Ветер все лодки гонит домой)
Гермес, Гермес, Гермес!
[1918]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу