Иосиф Бродский - Пейзаж с наводнением

И я постучал в ворота». «Да он больной!»
«Потеет!» «И аппетит — тройной!»
«Видно, персы собрались на нас войной…»

«Или — римляне». «Да, и он — их шпион».
«Вот-вот, приютишь его у себя, а он
потом приведет сюда легион

и нас уничтожат». «О городе, где стоит
даже у статуй, смешно утверждать, будто он стоит
по дороге в Аид!»

«Докажем ему, что он неправ!»
«Наш город — великих традиций сплав!»
«Колыбель многих прав!»

«Пусть знает, что заблудился, безглазый крот!»
«А если он шпион и врёт?»
«Пусть знает, где он умрет».

«Эй, стража! Эй — как тебя? — эдил!
Поставьте к воротам еще сто мудил,
чтоб никто из города не выходил!»

«Где наш историк?» «Нажрался с утра и спит».
«Найдите его вонючий скит.
Скажите: нам нужен гид.

И быстро!» «Ведут уже!» «Ну, старик,
покажешь вот этому, как велик
наш город, идет?» «Ик-ик.

Ик-ик. В глазах у меня — петит.
Я как на балконе без кариатид.
Ох, как мутит меня! Как мутит.

Ты, что ли, странник? Наверно, ты.
У тебя неправильные черты.
В нашем городе главное не глаза, а рты.

Пошли. Покажу тебе, что тут есть.
Вообще-то город наш — не бог весть…
Ой, сейчас меня вырвет. Ой, я хочу присесть…

Смотри: направо — наш древний храм.
Налево — театр для античных драм.
А здесь мы держим рабов, лопаты и прочий хлам.

За этим классическим портиком — наш Сенат.
Мы здесь помешались от колоннад
из мрамора, с ультрамарином над.

А это — наш Форум, где иногда
мычат — от слова «мы» — стада
«да» или «нет». Но обычно «да».

Во всяком случае, государь
у нас тот же самый, что был здесь встарь.
И тоже из мрамора. Только в глазах — янтарь.

Ничто здесь не изменилось с той
поры, как объявлен был золотой
век, и история на постой

расположилась у нас. Люди живут, кормя
историю. А другой продукции, окромя
истории, не выпускается. Мы пользуемся тремя

идеями. Первая: лучше дом,
чем поле. Вторая: пастись гуртом
приятно. И третья: неважно, что произойдет потом.

А это — наш древний Форум… Что? Говоришь, уже
проходили. С тобою быть нужно настороже.
Говоришь, тебе нравится буква «ж»?

Что ж, это красивая буква нашего языка.
Она издали смахивает на жука
и гипнотизирует мужика.

А прямо — старинный наш Колизей.
Но христиане со львами сданы в музей.
Хочешь, зайдем повидать друзей?

Это — напротив. Все, что пришло, увы,
из джунглей или из головы,
как христиане или как те же львы,

является будущим. А ему
место в музее. Скорей всего, потому
что история никому

ничего, естественно, не должна.
Так баба, даже обворожена
и даже если дала — все-таки не жена.

Улавливаешь, куда ты попал, дружок?
В этой вазе — народы, стертые в порошок.
А дальше — библиотека; но ей поджог

не грозит. Трудно поджечь ледник.
Я недавно туда проник:
книги стоят, но их не раскрыть. У книг,

стоящих нетронутыми века,
развивается мраморность, и рука
опускается или делает жест «пока».

Видишь ту башню? Ее наклон…
Чего, говоришь, отлить? Вон, у тех колонн.
В них спрятана, свернутая в рулон,

география. Чего, говоришь, мотня?
Да, прямо на улице. Ну и что ж, что средь бела дня?
На кого я работаю? А если ты без меня

заблудишься? Ох-хо-хо, ничего струя!
Как у мерина! Или — его шлея.
И, в принципе, это — тоже побег. Но я —

я не продам тебя. Пусть носы
поморщат над ней наши псы. Поссы.
Где в нашем городе, говоришь, часы?

Чтоб видеть время со стороны?
У нас для этого нет стены.
Часы были, странник, изобретены

после истории. Отсюда — взгляни — видней
та наклонная башня. Поскольку в ней —
тюрьма, время дня и движенье дней

определяют у нас углом
ее и сидящих в ней поделом
наклона к земле, а не над столом

висящими ходиками. Звон оков —
те же куранты. И сумма чужих сроков —
наш календарь. И наш Ареопаг таков,

что даст скорей тебе по рогам,
чем пустит гулять тебя по лугам
Прозерпины… Что там за шум и гам?»