1931, трамвай у Яузских ворот
«Эрбий, Иттербий, Туллий…»
Эрбий, Иттербий, Туллий, Стронций, Иридий, Ванадий,
Галлий, Германий, Лантан, Цезий, Ниобий, Теллур, –
Что за династия цезарей, вечных реакций основа!
Варвары смоют ее: Резерфорд, хаос, Эйнштейн!
1931
Но туда выносят волны
Только сильного душой…
Языков
Спишь, капитан? Блистающего мира
Вокруг тебя поникла тишина,
И в синеве зенита и надира
Тебя колышет звездная волна.
Из края, где в болотах гибнут бури,
Где в слякоть вырождается туман,
Ты, наконец, отплыл в свой Зурбаган
Взглянуть на голубой каскад Теллури.
Над шлюпкою, бегущей по волнам,
Задумавшись на старом волнорезе,
Ты вымечтал несбывшуюся Фрези,
Как вечную надежду морякам,
Но все мечтанья подлинного мужа
Сбываются. Они сбылись — твои:
И стала солнцем мировая стужа,
Тебя качая в вечном бытии.
О, доброй ночи, доброй ночи, старый!
Я верю: там, где золотой прибой
На скалы Лисса мчит свои удары,
Когда-нибудь мы встретимся с тобой.
12. XI.1932
Дней осталось у тебя немного;
Не растрать хотя бы одного:
Далеко не пройдена дорога,
А с тобою — никого…
Ты, безвестный керченский бродяжка,
Одинок, запуган с первых лет,
С первых лет любовью болен тяжко
К слову легкому: поэт.
Ты, дрожа с Епископом Гатоном,
Рея на воздушном корабле,
С первых лет скитался отрешенным
По родной твоей земле.
Помнишь день, когда тебе впервые
В синем море белые ладьи
Развернули паруса крутые
В запредельном бытии?
Помнишь день, когда амфоры древней
Ты впервые тронул стройный бок,
И гончар, вовек безвестный Эвний,
В пальцы вдунул ветерок?
Помнишь ночь, когда над бухтой южной,
Как падучей ауры душа,
Просиял кометы клин жемчужный,
Не мерцая, не дыша?
Помнишь — в сердце — в эти миги трепет?
Ты не знал, что это стих цветет,
Что в тебе уже поэта лепят
Море, вечность, небосвод;
Что тебе дано пройти по миру
В зной без шляпы, в ливень без плаща,
Беззащитным, маленькую лиру
Верным компасом влача;
Что тебе дано пристрастьем жадным
Ко всему томиться, ко всему:
К людям, к песням, к зорям виноградным,
К звездам, канувшим во тьму,
К бронзе статуй, к шерсти Калибана,
К плоти дуба, к звону топора,
К тайне ядов, к реву урагана,
К мутным бредням баккара,
К четким числам, к томным каплям мирры,
К тлену мумий, к свежести озер,
Ко всему из-за решетки лиры
Простирая пленный взор!..
Что успел ты? Где твой Мир певучий?
Долог путь, а мало впереди
Дней и лет… Так стисни зубы круче
И спеши! Не жди! Иди!
1932
Смертный миг наш будет светел,
И подруги шалунов
Соберут их легкий пепел
В урны праздные пиров.
Пушкин
Так гори, и яр, и светел,
Я же легкою рукой
Размету твой легкий пепел
По равнине снеговой.
Блок
На серебряных цезурах,
На цезурах золотых
Я вам пел о нежных дурах,
О любовницах моих…
Ну, не все, конечно, дуры;
Были умные, — ого!
Прихватившие культуры,
Прочитавшие Гюго.
Впрочем, ведь не в этом дело:
Что «Вольтер» и «Дидерот»,
Если тмином пахнет тело,
Если вишней пахнет рот.
Если вся она такая,
Что ее глотками пью,
Как янтарного токая
Драгоценную струю…
Да, — бывало! Гордым Герам
Оставляя «высоты»,
Я веселым браконьером
Продирался сквозь кусты.
Пусть рычала стража злая,
Не жалел я дней моих,
По фазаночкам стреляя
В заповедниках чужих.
Пронзены блаженной пулей,
Отдавали легкий стан
Пять Иньес и восемь Юлий,
Шесть Марий и тридцать Анн.
А теперь — пора итогов.
Пред судьбой держу ответ:
Сотни стройных перетрогав,
Знаю я, что счастья нет.
«Смертный миг» мой будет темен:
Командоры что есть сил
Бросят прах мой в жерла домен,
Чтоб геенны я вкусил.
За пригоршнею пригоршня:
Месть — хоть поздняя — сладка…
И в машине, в виде поршня,
Буду маяться века!
1932
Знаешь тайну баккара?
Знать ее необходимо:
Эта звонкая игра –
Как хрусталь — подруга дыма.
Тот же сдержанный угар,
Тот же бред полуодетых,
И раздавленных сигар
Нежный пепел на манжетах.
Рассказал давно уж нам
Честный кодекс Дон-Хуана,
Что в делах с участьем дам
Утонченность нежеланна.
Что тогда лишь выйдет прок,
Если разом Донна-Анна
Навзничь грянет поперек
Непорочного дивана.
Чем глупее, тем умней,
Чем прямее, тем успешней
С удивленной, «с пленной, с ней»,
Скоротаешь вечер вешний.
И азартная игра
Те же вкусы разделяет:
Эта стерва, баккара,
Лишь нахрапу уступает.
Тем, кто робок, вдумчив, строг,
Вечно каверзы подводит,
И гребет бумажек стог,
Кто попроще к ней подходит.
Читать дальше