Георгий Шенгели - Собрание стихотворений

Пустырь, и фонарь, и ветер;
Иду, воротник подняв,
И золотые пьявки
К моим калошам льнут.
А дымно-лиловый фосфор
Над городом изнемог.
И волосок виадука
Продернут сквозь него.
И, черным зевая горлом,
Раскачивая шатуны,
Локомотив проходит
В путаницу путей…
Чужая странная полночь,
Чужая странная жизнь,
И хорошо, что браунинг
Всегда и везде со мной…

Глухая коробка со вставленным в бок
Граненым зеркальным стеклом:
За стеклом золотой задрожал огонек
Музыкой, смехом, теплом.
Там крахмальная скатерть стол облегла,
Там сливок хрустальный кувшин,
Там с черного диска сводит игла
Согласный свист окарин.
А он стоит под зеркальным стеклом,
А он к стеклу приник:
Ветер хлещет его ледяным помелом,
Дождь плещет за воротник…
Бродяга ль, уставший от мраков и луж,
Лунатик, нашедший луну?
Иль просто женою загубленный муж,
Любующийся на жену?

Панамская соломка
И ленты ультрамарин,
И глупенькая забота
О стрелках вдоль чулка.
И в туфельку мотоциклетки
Легко ложится она,
И двести тысяч взрывов
Вдаль унесут ее.
А парень рыжий и ражий
В марсианских больших очках
Обнимает простор руками,
Расставленными на руле.
Истаивая в перспективе,
Мчится мисс Гвендолен,
И сумочка из сафьяна
Зажата в узкой руке.
И в самом дальнем кармашке,
В пудренице стальной,
Спрятана фотопленка
В марку величиной.
И вдоль шоссе под ветром
Гудом гудят провода,
И где-то глаза ледяные
По ленте Юза бегут.
Далеко, очень далеко
Едет мисс Гвендолен,
Сумевшая даже в штабе
Горячих друзей найти…
На нервных нежных ручках
Позвякивают слегка
Никелевые браслеты
На никелевой цепи.
И сыро, очень сыро
В зеленом рву крепостном,
И четко ставит ногу
Невыспавшийся взвод.
Двенадцать маленьких взрывов –
Горсткой гороха в пол,
И золотая панама,
Как голубь, слетает вбок.

Пересыпай с ладони на ладонь
Облаточные мятные орешки, –
Сухие, невесомые, цветные
Из войлока нежнейшего гроба,
Где сохнут гусеницы шелкопряда.
Гогеновскою желтизной одни,
Другие персиковой желтизною,
Нефритовою празеленью третьи,
Четвертые голубизною блеклой
Лосиной кожи, пятые — как снегом,
Как голубою сединой подшерстка
Каких-то небывалых шиншилла, –
Просыплются перед глазами.
Небо
Индиговой нависло синевой
Над глиняными кубами домов,
Над звездною майоликой мечетей,
Над золотыми плитами циновок,
Где грудами навалены они,
Как головы, снесенные Тимуром.
И в воздухе — к журчанью арыка,
К легчайшей дымке вспугнутого лёсса,
К идущему с земли и с неба зною
Примешивается халвовый дух, –
Густой, слюну зовущий запах тленья.
…………………………………………………………
Тугие косы нежности и блеска
Они в муравленых купают чанах,
Где плещутся глубокие настои
Голубооких и багряных трав;
Где остывают тайные растворы
Дробленых камней, окисей и прахов;
Где раковины, черви и кораллы
Воде кипящей отдали свой цвет.
И возникают светлые, как воздух,
Зовущие, как женских плеч мерцанье,
Прохладные, как чешуя форели,
Как сизые отливы ятаганов,
Сгущенные, как грозовая туча,
Как моря аметистовая муть,
Безумные и страстные, как пламя,
Как золото вина и Тинторетто,
Зовущие, как яды и гангрены,
Веселые, как тигровый зрачок,
Торжественные, как закат и кровь,
И расточительные, как павлинье
Играющее радугой перо, –
Каскады, ливни, катаракты пряжи.
…………………………………………………..

Мячик футбольный тиская,
Выкруглилась фанера, –
Тело супрематистское,
Веретено планера.
Гнутся, как брови умные,
Вздрагивая от страсти,
Крылья его бесшумные,
Кинутые в пространстве.
Это не рев и ржание
Конных бригад мотора, –
Ветреное дрожание,
Пульс голубой простора.
Небо на горы брошено,
Моря висит марина
Там, где могила Волошина,
Там, где могила Грина.
Именно над могилами
Тех, кто верил химерам,
Скрипками острокрылыми
Надо парить планерам.
Там, где камни ощерились,
Помнящие Гомера,
Надо, чтоб мальчики мерялись
Дерзостью глазомера.
Там, над памятью старого,
Надо, чтобы играла
Юная блажь икарова
Мускулом интеграла.
Иначе требовать не с кого,
Иначе не нужны нам
Радуги Богаевского,
Марева по долинам.
Надо ж в горнем пожарище
Выверить (помощью метра),
Правда ль, что мы — товарищи
Воздуха, неба, ветра?