А у меня внезапно--желание: проникнуть туда! Разгадать эти исполинские горы, нанести их на карту, узнать, что находится за этими вот зубчатыми водораздельными гребнями. Какие ледники? Какие реки?
-- Отсюда никто никогда не ходил туда! -- упрямо повторяет Карашир. -На Пяндж ходили кругом!
Я и сам отлично знаю, что там дальше, за этими горами, -- Пяндж, к которому легко и просто пройти, вернувшись в Хорог. Путь обратно в Хорог--одна сторона треугольника. Путь из Хорога вверх по Пянджу-- вторая сторона треугольника. А третья сторона--вот эта линия отсюда, сквозь все эти горы, прямо на юг. Что встретится географу, геологу, картографу на этой неведомой линии?
Так зародилась у меня мысль отделиться от всей нашей группы и заняться самостоятельными исследованиями. В другой книге я расскажу, куда привела меня эта мысль.
А сейчас...
Зикрак очень внимательно смотрит на фирновый склон по ту сторону Ляджуар-Дары. Внезапно оборачивается к нам, указывает на снега рукой и очень торжественно, ломая русскую речь, рассказывает: когда он был юношей, старик Наджав из Барвоза, доживший до ста двадцати лет, ослепший и теперь уже давно умершиий, сообщил ему, что ляджуар есть вот там, по хребту правого берега Ляджуар-Дары.
Карашир слушает Зикрака с предельным вниманием.
-- Да,--вдруг подтверждает он.--Мой отец, Назар-Мамат...
И мы слушаем рассказ о том, как Назар-Мамат однажды в жизни ходил туда и нашел там ляджуар и принес синий камень в Барвоз. Потом, когда он ходил сюда с Караширом, он искал и то место, но весь склон оказался под рухнувшими сверху снегами. С тех пор как Назар-Мамат умер, никто вверх по Ляджуар-Даре не ходил.
Что нужно сделать, чтоб определить ценность открытого нами месторождения? Нужно провести здесь месяц, два; нужно поднять сюда инструменты и продовольствие, нужно исследовать все. Нужна специальная экспедиция. Мы свое дело сделали. Мы стучим молотками. Сколько можем мы унести на своих плечах? Карманы, сумки, рюкзаки -- все набиваем мы ляджуаром. Мы берем образцы. В Ленинграде будут жечь их белым пламенем;
ляджуар улучшается в белом пламени, он темнеет, он приближается к цвету ниили; а ниили не нужно в пробовать, он синее всего на свете. Мы берем образцы для музеев, для испытания огнем, для славы Шугнана, на зависть всему миру к нашей стране. Для промышленности же, для гранильных фабрик ляджуар возьмут отсюда те, кто придет вслед за нами.
16
В этот день мы шли, карабкались и ползли ровно двенадцать часов подряд. К вечеру Ляджуар-Дара и Бадом-Дара разрастались, и мы обходили поверху вы0сокие мысы. Как обезьяны на ветках, мы перебрасывались от куста к кусту в цирках осыпей, над каменными воронками в пустоту. А перед тем, спускаясь другим путем от месторождения ляджуара, гребли, по примеру шугнанцев, предельно крутую осыпь длинными палками, держа их посередине, как держат двухлопастное весло байдарки. Мы плыли вниз, вместе с потоком камней, Хабаков только силою воли преодолевал свое полное изнеможение, огрызаясь в ответ на вопросы о его самочувствии. Но он все-таки двигался, и я уважал в нем это самолюбивое упорство. И все свои передышки он. превосходно использовал: когда мы пришли в летовку, в его пикетажной тетради был рельеф топографической съемки. Впрочем, нам он его не показал. А у меня в путевом дневнике еще несколько страниц были исписаны беглым, неровным почерком.
За три дня моя новая, дотоле ни разу не надеванная обувь превратилась в лоскутья. :
Внизу, в Барвозе, заболели Маслов и Юдин. Странное недомогание, жар, слабость, ломота и головокружение... Оба не спали по ночам, а днем засыпали в седле. Все мы, и здоровые и больные, глотали хину в непомерных количествах, потому что заболевание было похоже на малярию, хотя мы и знали, что малярии на Шах-Даре не бывает. Тропическая малярия и "персидский тиф"--папатачи в том, тридцатом году свирепствовали много ниже Хорога, по Пянджу--в Рушане. Теперь с этими болезнями и там справилась советская медицина.
В Рошт-Кала, против кооператива, мы расстались с Хувак-беком. Он сказал, что остается здесь "проводить собрание, говорить разные слова на собрании". Юдин хотел заплатить ему за сопровождение нас к ляджуару, но Хувак-бек, едва не обидевшись, наотрез отказался от вознаграждения. "У меня есть партбилет, и не ради денег я с вами ходил!"--так перевел Зикрак горячее его возражение.
С Зикраком мы расстались в Тавдыме, и на следующий день крупной рысью, оставив позади Маслова с вьючной лошадью, въехали в ворота хорогской крепости, распахнутые перед нами штыком часового. Он издали радостно заулыбался, увидев нас. Красный плакат "Добро пожаловать!" снова мелькнул перед нами.
Читать дальше