Демьян Бедный - Стихотворения

Мораль: враги б давно вонзили в нас
клыки.
Когда б от хищников, грозящих нам
войною,
Не ограждали нас щетиною стальною
Красноармейские штыки.

В саду зеленом и густом
Пчела над розовым кустом
Заботливо и радостно жужжала.
А под кустом змея лежала.
«Ах, пчелка, почему, скажи, судьба твоя
Счастливее гораздо, чем моя?» —
Сказала так пчеле змея:
«В одной чести с тобой мне быть бы надлежало.
Людей мое пугает жало,
Но почему ж тогда тебе такая честь
И ты среди людей летаешь так привольно?
И у тебя ведь жало есть.
Которым жалишь ты, и жалишь очень больно!»
«Скажу. Ты главного, я вижу, не учла, —
Змее ответила пчела, —
Что мы по-разному с тобою знамениты,
Что разное с тобой у нас житье-бытье,
Что ты пускаешь в ход оружие свое
Для нападения, я ж — только для защиты».

Вешний ласкою Алешку
Воздух утренний свежит.
Растянулся лодырь в лежку
И — лежит, лежит, лежит.

Пашут пусть, кому охота,
Кто колхозом дорожит,
Для кого мила работа.
Он, Алешка, полежит.

Встала рожь густой стеною,
Спелым колосом дрожит.
Книзу брюхом, вверх спиною
Лодырь рядышком лежит.

Весь колхоз воспрянул духом:
«Урожай нам ворожит!»
Вверх спиною, книзу брюхом
Лодырь знай свое лежит.

Вот и осень. После лежки
Лодырь мчит с мешком в колхоз.
«Ты чего?» — «Насчет дележки!»
«Шутишь, парень, аль всерьез?!»

Все смеются: «Ну, и штуки ж!»
У Алешки сердце — ек!
Обернулся в голый кукиш
Полный лодырский паек!

Какой-то тип страдал запоем.
В запое был он зверски лют,
Бросаясь с руганью, с разбоем
На неповинный встречный люд.
Казалось, за его разбойные замашки
Ему недолго ждать смирительной рубашки.
Но пьяницу друзья решили излечить,
Зло пьянства перед ним насквозь разоблачить
И водку поднести ему с такой приправой,
Чтоб он с минуты самой той.
Как выпьет мерзостный настой,
Пред водкой морщился б, как перед злой отравой,
Чтоб водочный ему был неприятен дух, —
Друзья преподнесли ему настой… из мух:
«Пей, милый! Снадобье особой изготовки!»

Что ж пьяница? Без остановки
Он стопку вылакал, икнул, взглянул на дно
И, там увидя мух — брюшко и две головки, —
Глотнул их тоже заодно,
Причмокнувши: «Ух ты! Уж не пивал давно
Такой чудеснейшей… муховки!»

В Берлине так один фашистский коновод,
Смеясь, хватался за живот,
Когда, фашистскую пред ним пороча шпанку,
Его стыдили: дескать, вот
Фашистских подвигов вскрываем мы изнанку.
Ответ далеким был от всякого стыда:
«Что?.. Молодцы мои — погромщики?.. О да!
Не понимаю, господа.
За что ж на них вы так сердиты?
Великолепные, ей-богу же, бандиты!»

Дворяне, банкиры, попы и купечество,
В поход обряжая Тимох и Ерем,
Вопили: «За веру, царя и отечество
Умрем!»
«Умрем!»
«Умрем!»
И умерли гады нежданно-негаданно.
Став жертвой прозревших Ерем и Тимох.
Их трупы, отпетые нами безладанно,
Покрыли могильная плесень и мох.
«За веру!» —
Мы свергли дурман человечества.
«Царя!» —
И с царем мы расчеты свели.
«Отечество!» —
Вместо былого отечества
Дворян и банкиров, попов и купечества —
Рабоче-крестьянское мы обрели.

Бетоном и сталью сменивши колодины,
Мы строим великое царство Труда.
И этой — родной нам по-новому — родины
У нас не отбить никому никогда!

Вот Корнилов, гнус отборный,
Был Советам враг упорный.
Поднял бунт пред Октябрем:
«Все Советы уберем!
Все Советы уберем,
Заживем опять с царем!»
Ждал погодки, встретил вьюгу.
В Октябре подался к югу.
Объявившись на Дону,
Против нас повел войну.
Получил за это плату:
В лоб советскую гранату.

Как громили мы Краснова!
Разгромив, громили снова
И добили б до конца, —
Не догнали подлеца.
Убежав в чужие страны,
Нынче он строчит романы,
Как жилось ему в былом
«Под двуглавым…»
Под Орлом.
Настрочив кусок романа.
Плачет он у чемодана:
«Съела моль му-у-ундир… шта-ны-ы-ы-ы,
Потускнели галуны-ы-ы-ы».

Вот Деникин — тоже номер!
Он, слыхать, еще не помер,
Но, слыхать, у старика
И досель трещат бока.
То-то был ретив не в меру.
«За отечество, за веру
И за батюшку царя»
До Орла кричал: «Ур-р-ря!»
Докричался до отказу.
За Орлом охрип он сразу
И вовсю назад подул.
Захрипевши: «Кар-ра-ул!»
Дорвался почти до Тулы.
Получив, однако, в скулы,
После многих жарких бань
Откатился на Кубань,
Где, хвативши также горя,
Без оглядки мчал до моря.
На кораблике — удал! —
За границу тягу дал.