Владимир Белобров - Десять Струй, Которые Потрясли Мы

Вздымалась ввысь, как никогда!

13.10.1987

Я убираю припухлости тела

Внутрь штанов, чтобы выглядеть бодро.

Девушки любят в мужчине — Отелло,

Если на нём симпатичная морда.

октябрь 1987

Мы гуляли под белой берёзой,

Под зелёной сосной.

Я у девушки выпросил розу

И платок носовой.

Я теперь вспоминаю берёзы

Трепыхавший листок,

Я мечтательно нюхаю розу

И сморкаюсь на память в платок.

октябрь 1987

Я утром вскочил с раскладушки,

Голодный и жаждой томим.

Плыла предо мною подружка

Моя, как поджаристый блин.

Лапшой макаронилась грива,

Батонились булки грудей,

С затылка свисали игриво

Креветки её бигудей.

Рождали урчанье в желудке

Румяные бублики глаз.

Я корчился в коликах жутких,

Дивясь на её ананас.

Её прогремела отрыжка,

Как выстрел шампанским вином…

Я высохшей пал кочерыжкой

У входа в её гастроном.

октябрь 1987

По панели принцесса скакала,

Сундучками клонимая ниц.

На чело намотав одеяло,

Ждал её необузданный принц.

октябрь 1987

Я люблю Ваше пенье прибоя,

Ваших внешних структур рубежи.

Я ловлю Вас подзорной трубою

На другом берегу моей жи.

Я люблю ваши вздохи, Елена,

Но внутри нечто движется вспять.

Гонит осень по небу полено,

И его не догнать, не догнать…

октябрь 1987

Гулял я по пышной аллее,

Стволы наблюдая и кроны.

В возросшую сучность деревьев

Запуталась сущность вороны.

«Застряла, пернатая морда?» —

Я справился официально.

Она, было, каркнула бодро,

Но тут же затихла печально.

октябрь 1987

Линии челюсти — чётки и строги.

Мускулы тела — сталь и резина.

Я уважаю в морозную зиму

В проруби мыться и спать на дороге.

Выйду на улицу.

Вон, к магазину

Кто-то устроил забег.

Я ж с аппетитом кушаю снег,

Или таскаю за пазухой льдину.

28.1.1987

Кошенька Чуча жалко мяучет,

Ухо к забору прижав.

Кошеньке Чуче одна собачуча

На ухо сделала «Ав!»

29.1.1987

За сиреневый лес улетают орлы.

Поднимаются ввысь голубые шары.

Уноздряются вглубь носовые платки.

Льются слезы у синей вдовы.

Ускользают мечты. Отпираются рты.

Золотые листы поедают скоты.

Человечее тело ползет за кусты.

Рвутся стоны у синей вдовы.

Раздвигаются мраки скрипучих лесов!

Выезжает наружу из тьмы колесо!

Человечее тело ползет из кустов!

Бьются пульсы у синей вдовы!

16–17.11.1987

Вьется над лесом кукушкин надрыв.

Корчится зуд комара-упыря.

Головы в скорбной тоске обнажив,

Мы провожаем в поход глухаря.

Мы — рудокопы словесной руды.

Мы — водохлебы совместной воды.

Мы — антилопы окрестной беды.

Мы — эскалопы всесмесной бурды.

Давится выпь у прокисших болот,

Стоны скребутся о стенки преград.

Мы провожаем в последний поход

Верный летательный наш аппарат.

24.11.1987

Под кожей дома безутешно

Зудела цепь водопровода.

Нас кутал мрак в свои одежды.

Нам шорох лгал на ухо что-то.

И в глубине подвалов пыльных,

Где страха мышь во тьме возилась,

Ты, как беременный будильник,

Уродцем-звуком разродилась.

И он скакал трёхногим эхом,

О стенки тельцем ударяясь,

И постепенно покрываясь

Безмолвия шершавым мехом…

Возникшие в грязи вокзалов,

В угарных трубах дымоходов,

Мы — дети мусоропроводов,

Мы — дети дырок и подвалов.

25–26.11.1987

Сидела Клава на заборе,

Соображала что к чему.

Пока она соображала,

Откинув вверх соображало,

Внизу Варвара пробежала,

Гоняя по двору Фому.

ноябрь 1987

Прытко девушка бежит

С женихом встречаться милым.

Нос восторженно дрожит!

Счастье морду искривило!

18.12.1987

Теряя ловкость, скачет лошадь. Покрыли сумерки равнину.

Старуха-ночь ползет по кочкам, таща луну на поводке.

И глазом черным смотрит, в окна лица просунув половину,

где лампа тусклая мерцает и мышь скребётся в уголке.

Когда я книгу открываю на сто двенадцатой странице,

и вслух читаю: "..лы кафтана граф вытащил колбасный нож,

подкрался, криво ухмыляясь, и в молодую поясницу