Кто с нами в лад плясал на лезвее.
О, мало их, со-узников нам, ибо
Кому приятно быть deshabille [2] обнаженным (фр.).
?
Все – либо в бархате и шелке, либо
В подобранной набойки пестроте.
Кто с нами был и ниш, и наг – спасибо.
А те, кто нас оставил втуне – те.
Кто мимо шел, не замечая, ли же
Не нисходя к звенящей немоте –
Они еще дороже нам и ближе,
Тем ярче светят нашей темноте
В небесном, скажем набожно, престиже.
Нам – предстоять в погибельной черте,
Хотя в Москве, в Анапе, иль в Париже,
Но – в благости очередном хвосте –
У лика приснопесенного, иже
Достойно есть прославить не на три,
А н а шесть рифм, одна другой не ниже.
О, голоса, затихшие внутри,
В никем не обитаемых покоях,
Покинутой земли сазандари,
В чужой стране послушает – о, кто их?
В часовне, где давно ни служб, ни треб,
Кто ненапетый разогнет октоих?
Наш, муза, жребий грустен и нелеп:
Не мучит он, а только так, корежит –
Не лезет ни в Элизий, ни в Эреб,
А – полудьяволит и полубожит.
Ведь судят нас – а по чужой вине,
И даже не карают, только ёжат.
И жаловаться не на что, зане
Нас не казнят, а так, не замечают.
Вся суть – вот это маленькое не:
Не видят, не хотят, не отвечают,
Не то, не так, не надобно, не тут.
И каждым не как что-то отнимают.
Но – отнимают тем, что не дают.
Кто ближний наш? кто не прошедший мимо?
Левит, купец – все мимо нас идут.
Что ж, было трудно, стало выносимо,
Еще немного – станет всё равно.
Уже теперь – едва соединимо
С другими в цепь отпавшее звено.
Уже теперь – почти воспоминанье
Что было так недавно – и давно.
Ты помнишь, муза, первое свиданье?
Как нас позвали в поздний темный час,
Как я тогда – без слова и дыханья –
В лицо Судьбе взглянула в первый раз?
Был страшен, помню, ясный лик – прозрачен
И беспощаден холод светлых глаз.
Ты назвала: Кассандра – и означен
Был весь мой путь: любовь, безумье, смерть
И вещий дар, высок – и неудачен.
Безвидный, круговой, бесшумный смерч.
Ослепла я, но не упала стоном
И бросила, как рифму, смерти – смех.
Да, я была любима Аполлоном.
Да, я живу в плену, в чужой земле.
Да, мне не верят – снов и песен звонам.
Да, я иду на смерть, к моей петле.
Но я на всё отвечу звучным смехом
И, подходя к последней вечной мгле,
Я улыбнусь чужих минут утехам
И, наконец услышав: падай, вниз, –
Отвечу: рада — смелым вольным эхом –
И я шутя возьму свой первый приз.
До тех же пор – побудь со мной, подруга,
Моих юродств перенося каприз.
Лишь ты одна умеешь дать негрубо
Не по руке тяжелое весло
Невольничьего песенного струга.
С тобой одной свободно и светло.
Когда все спят, и стражи ночи крайней
Уже дробится синее стекло –
Не спи в саду, побудь со мной и дай мне
Не позабыть, увидя факела,
О знаменье, о лике и о тайне.
Ты знаешь – всё мое судьба взяла:
Где мать, сестра? где все, кто был мне дорог?
Где отчий дом? ни друга, ни угла.
Чужой, красивый, равнодушный город,
Чужая радость и чужая грусть.
И каждый мне никто – ни друг, ни ворог,
И длится жизни скучная изусть.
И, дней чужих рассеянная гостья,
Всему, что есть, шепчу я тихо: пусть.
Но станет ночь – и всех созвездий гроздья,
Созрев, нальются пламенем – во мне.
Ночь от ночи, от звездной кости – кость я.
От синей крови ночи кровь во мне.
От тишины полуночныя — сердце,
От ветра ночи – песни плач во мне.
И сны мои – от лунного ущербца.
И как мне знать, сознанье отженя,
Что пробил час, и – перебиты берца,
Что нет меня, что нет во мне меня?
И я, вскружась, лечу, несусь безгромно
Над бездною поющего огня –
Сквозь глубь и ширь пучины окоемной,
Ввысь, Млечному Пути наперерез,
Напереём Бездонности потемней,
В даль, в пустоту, где след всего – исчез,
Где потерялась времени примета,
Вся – вихрь, и взлет, и взмах, и срыв, и срез –
Вся задрожав от сдавленного света.
Вся изойдя беззвучным воплем: на! –
Слепая, исступленная комета.
Читать дальше