Чего-то стоила гульба
По омуту светиле.
С тех пор с его большого лба
Отметки не сходили.
И коль рассматривать начну
Его лицо рябое,
Я вижу, что одну клешню
Он взял тогда с собою.
Пора подыскивать мораль
Писанию такому:
Старушка не пустила. Жаль!
Все было б по-другому!
1948
Там, где никнут таволги,
Запевают иволги,
Где березы светятся,
На макушках вертятся.
Лезет в мысли заново
Сущая безделица:
«Иволга Ивановна» —
Кто назвать осмелится?
Кто ей скажет: — Милая?
Кто ей скажет: — Славная?
Запевай, не мешкая,
Песня в жизни — главное.
Кто же, кроме нашего
Брата, рифмой бьющего,
Может водки спрашивать
У совсем непьющего?
Может прозу выпеснить,
Дать ей душу певчую,
Может песней вытеснить
То, что в жизни не к чему?!
1948
Осина и ель вперемежку.
Передники белых берез
Да груздь, что мадам сыроежку
Как будто бы замуж берет.
Изящные сгибы орешин —
Приспущенный зелени флаг.
На каждую ветку повешен
Ореховый грездень с кулак.
И посвист сосны корабельной,
Взлетевшей до облачных мачт.
И коршуна зов колыбельный.
Детей разлетевшихся плач.
Могучего дуба стовершье.
И тень и прохлада в листах.
Вот-вот и появится леший,
Чтоб лекцию лесу читать.
Иду я бесшумными мхами,
Что с древности стали седеть.
И брежу совсем не стихами —
Зову Берендея к себе.
Медвежьей чащобой лесною
Торя под собой новотор.
А рядом, совсем надо мною,
Поет краснозвездный мотор.
1948
У осени красные десны арбузов,
Кленовые лапы походки гусиной.
Люблю я
Ее
Нескудеющий кузов,
Покрытый
Мешками,
Пенькой,
Парусиной.
Дымки, точно голуби,
Веют над крышей,
Садятся на плечи
Продымленным трубам.
Березки, прощальной фатою
Накрывшись,
Выходят грустить
К заводям синегубым.
У осени
Полная сумка тетрадей
В косую линейку,
В прямую
И в клетку,
Ей любо ходить
С букварем зa оградой
В начальную школу,
Потом в семилетку.
У осени
Крик перелетных гортаней
В ночи, где покрошены
Звезды на темень,
Где гул молотилок
Стоит над скирдами,
Как древний гекзаметр,
Суров и напевен.
У осени
Бодрая поступь капусты,
Зеленая живопись росной отавы.
В осенних морозцах
Прозрачен до хруста,
До боли
И пушкинский ямб и октавы.
Она дорога
Золотой серединой
Раздумий, оглядок
И новых дерзаний,
В закатах, восходах, горящих рябиной,
В призывных мелодиях конского ржанья.
1948
Капли падают с кровель.
Каплям сливы в саду
Тихо вторят. Не ровен
Час, и я упаду.
Но поднимутся капли,
Будут сливы в саду.
Да и сам я — не так ли
Повторюсь и приду!
1948
Пали травы под косою с воплем.
Не подняться больше нм. Конец.
А в кустах не скошен и не сломлен,
Цвет с завидным званием — Борец!
Кто его назвал? Какая бабка?
Где купала крестника? В росе?
Он стоит, красуется, как справка,
Что не все подвержено косе.
1948
Слово «мир»
Произносится всюду:
В шахтах,
В штольнях,
В широких цехах.
Это слово
И я не забуду
Помянуть
И прославить
В стихах.
Пусть его
Журавлей караваны
В поднебесье планеты
Несут,
Пусть его
С подовым караваем
Вместо соли
На стол подают.
Пусть оно,
Это слово,
Как зори,
Светит всюду
В простые сердца,
Пусть при нем
Расступается горе
И уходят
Морщины с лица!
1949
Одиннадцать ударов пробили
Куранты древней Спасской башни.
Еще удар — и будет Родина
Считать сегодня днем вчерашним.
И совесть — в ком, друзья, молчит она? —
Вопросом строгим потревожит:
Ты честно ли свой труд учитывал?
Не по-пустому ль день твой прожит?
Что день? Листок на древе века.
Он, как и все, пришел однажды.
Но посмотрите: даже ветка
Дрожмя дрожит за лист зa каждый!
1949
Я с детства к перу пристрастился. Частенько
Рассвет над строкою белел.
Мне мама стучала в дощатую стенку:
— Не спится? Опять заболел?
Читать дальше