Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

Я брился в Тихом океане.
Бил по борту соленый вал,
И прыгала вода в стакане,
И борщ чечетку танцевал.

Мне улыбалась повариха,
Кренясь в салон плечом тугим:
— Узнал, почем у нас фунт лиха?
Узнал?
   Тогда скажи другим!

Мне все в пути казалось ново:
И то, что пыль морская в грудь,
И то, что шли без останова,
И то, что нет земли вокруг.

Вода, вода, вода — и только!
Одна она со всех сторон.
Над ней моя морская койка
И мой несухопутный сон.

Непроходимые глубины,
Таясь в молчании ночном,
Скрывали, сколько душ сгубили,
В пучину приняли живьем.

Ненадобно других доходов
Коварной древней западне:
И кости русских мореходов
Лежат на дне, лежат на дне.

Не оценить ценою денег,
Ценою самых сильных чувств
Обыденного слова «берег»,
Слетевшего с рыбачьих уст.

На горизонте горы, горы,
Бесстыдно камень обнажен.
Когда тонули командоры,
Они, наверно, звали жен.

И так ли это было? Тайна,
И вымысел — еще не факт.
Но бухта с именем Наталья
Мне говорит, что было так.

Я здесь твержу другое имя!
Всем расстояньям вопреки
Глазами серыми твоими
За мною смотрят маяки!

Город-бухта,
Город-сопка,
Город-сад.
У тебя своя походка,
Твердый шаг.

Собирается
Москва-столица
Спать,
Ты уж выспался,
Тебе команда
«Встать!».

Выйти в море,
Выйти в горы,
Выйти в цех —
Дел найдется —
В Петропавловске
Для всех.

Мореходка
Марширует на плацу,
Бескозырки
Петропавловску
К лицу.

Каждым бревнышком
И каждою доской
Этот город —
Мореход
И волк морской.

Вот беда, что
Часто землю здесь
Трясет.
Пусть трясет,
А Петропавловск
Все растет!

Над широкою
Авачинской губой
Город ширится,
Хорош, пригож
Собой.

Волны бьют
В береговой его гранит,
Пурги хлещут,
Дождь сечет,
А он стоит!

И понятно
Это все само собой,
Потому что
Петропавловск —
Часовой!

Из Москвы
К нему теперь
Рукой подать.
Сел на «Ту»,
Поел два раза —
И слезать!

Лось на путях! Дайте зеленый!
Он на красный свет не пойдет.
Он стоит под ветвистой короной
И, как поезд, ждет.

Дайте ему «зеленую улицу»,
Чтобы он никуда не свернул.
Разве, скажите, лось не умница:
Дали зеленый, и сразу шагнул!

Пошел, как путеобходчик, по рельсам,
Люди ликуют: «Лось! Лось!»
Простим ему, что он первым рейсом
Не руду, а рога свои гордые нес.

Они у него своего рода индустрия.
Арматура, железная стать.
Здравствуй, здравствуй, природа русская,
Не губить тебя надо — спасать!

Город спит в вишневом белом дыме,
В тишине владимирской весны.
Тихо над сердцами молодыми
Веют замечательные сны.

Камень стен церковных глух и древен,
Ржавь насквозь проела купола,
Но краса владимирских царевен
Уцелела и до нас дошла.

Я твержу девчонкам черноглазым
У обрывов клязьминских крутых:
— Встретились бы раньше богомазам,
Кинулись бы с вас писать святых.

А они смеются: — Наша внешность
Грубовата для святых досок,—
Обнажают тело, то-есть грешность,
Загорать ложатся на песок.

Предо мной ворота Золотые,
Древности былой надежный щит.
Мимо них не конница Батыя,
А такси владимирское мчит!

«Легче поворчать,
Чем поворочать!» —
Говорил рабочий мне один.

— Бросьте вы мне голову морочить,
Гражданин!
Что брюзжите?
Что пищите горлом:
«Я устал от всяческих субботников!»
Посмотрите: вас расперло,
Вы едите за бригаду плотников!

Власть нехороша?
А где же лучше?
Лучше нет, поверьте
Нам, поэтам!
Это ведь счастливый случай,
Что родились вы в Стране Советов.

Вам бы при царе
Пыхтеть и гнуться,
Стариться от преждевременных морщин,
Вам бы царь не дал раздуться
До социалистических толщин.

Что вам не хватает?
Дачи? Площади?
Дача — это прах, жучки, гнилье!
Что вы свой язык везде полощете,
Как над грязной прорубью белье?