Я ничего с другими
Не позволил.
Я все сберег,
Я ничего не пролил!
1958
Леса расписаны пестро
Под цвет кармина и сурьмы.
И сердце чувствует остро,
Что недалеко до зимы.
Она по графику придет,
Покроет русские поля.
В снегах пылая, зацветет
Улыбка милая твоя.
Начнет лесной питомец клест
Гнездо своей подруге вить.
Не в силах будет сам мороз
Любви его остановить!
И я не струшу января
С привычкой к русским холодам.
Я обернуся в снегиря,
Чтоб прилететь к твоим ногам!
1958
Этот локон, уснувший на лбу,
Много раз повторенный веками,
Много раз обрамленный венками,
Я спокойно пройти не могу.
Эта плавная линия торса
С удивительной лепкою плеч,
Я без спроса в запретное вторгся,
Чтоб его сокровенье сберечь.
Тайна вечных начал бытия
И ее проявление в форме,
О, какие глубокие корни
Ты, как в землю, пустила в меня!
Синева пламенеющих льдинок
Под ресницами тихо горит.
Взгляд на взгляд. И опять поединок,
Где безмолвно гроза говорит.
1958
Было — не было: я родился.
Было — не было: тихо рос.
Было — не было: я влюбился,
На свиданье черемуху нес.
Отражались в глазах твоих чистых
Серо-пепельные облака,
Поле, тульские трактористы
И районная наша река.
Мы садились с тобою на камень,
Предоставленные себе,
И беспечно болтали ногами
В теплой, ласковой летней воде.
Зеленела на заводи тина,
Хмель свисал с позолоченных круч,
И сияла моя Алевтина,
Как отпущенный солнышком луч.
Стрежни тихо осоку качали
На виду у поречных полян,
Два влюбленных над речкой журчали
И несли себя в свой океан!
1958
Друг мой! Я из лесу только что.
Пахну сосной, можжевелем,
Ветер лесной притаился в моих волосах.
Сядь, дорогая, поближе,
Я так тебя пожалею,
Столько тебе расскажу о лесах!
Дуб-часовой с желудями
В подсумке солдатском
Встал и глядит, охраняя
Родные леса.
Брат его старший погиб
У Смоленска, под Гжатском,
Младший растет,
Подпирая плечом небеса.
Две муравьиные кучи
Как два государства!
Ели почетной охраной
Построились в ряд.
Я постоял, помолчал, постучался,
Мне не ответили:
Все муравьи еще спят.
Спиннинг в руках.
Выхожу я к Орловским озерам.
Зыблется берег,
Осенние листья плывут.
Определяю рыбачьим, решительным
Взором,
Где, под какою корягою
Щуки живут.
Рядом рябины пылают,
Как уголь в жаровне,
Ярким пыланьем заполнены все уголки,
Каркает с ближней осины
Ворона вороне:
— Что, полетим? Поклюем?
Или ягоды слишком горьки?
Я поклонился
Земным и сыновним поклоном
Бору густому,
Глухой подмосковной тайге.
Гриб-боровик притаился под кленом,
Ни червячка
В белоснежной и крепкой ноге.
Лес зашумел.
И тоскою повеяло всюду.
Осень. Осыпались листья.
Дороги и дали пусты.
Грустно тебе, дорогая?
Я больше не буду!
Передо мною не лес,
Не осеннее поле, а ты!
Ты!
Каждый мускул
Тобою лишь дышит!
Весла беру,
Чтобы к пристани нашей грести.
Чтобы скорее увидеть,
Скорее услышать,
Руки вкруг шеи,
Как ветви лесные, сплести!
1958
У меня сегодня лучший гость
Лучший друг,
Испытанный годами.
Нежность всей земли
Собрал бы в горсть
И отдал маме!
Это здесь моих стихов начало,
От нее мой первый путь в Москву.
Это ведь она качала
Каждую мою строку.
Это ей мой первый детский лепет
Не давал уснуть.
Это ведь она со мною терпит
Весь мой трудный путь.
Это от нее любой эпитет
И любой узор моим словам.
Вот беда, что без очков не видит,
Хорошо ль пишу — поверит вам.
Старенькая-старенькая.
Пухнут ноги.
От скорбей повыплаканы очи.
Понимает, что ее дороги
С каждым днем короче.
Семьдесят годков —
не шутка все же!
— Мама! Отдохни и посиди!
Я куплю муки, достану дрожжи,
Что еще тебе? Скажи!
— Витя, дорогой, сынок хороший,
Мне не усидеть, пойдем вдвоем. —
Вышли. А любовь через подошвы
В землю заземляется огнем.
Читать дальше