Перец Маркиш - Баллада о двадцати восьми

Буди в поднебесье вершины хребтов,

Огнем заколдуй беспределье снегов,

Прикличь сребробронные стужи зимы,

Кровавое выжги отродье чумы.

Винтовки -- на взводе, надежна рука,

И -- свист молодецкий летит с большака.

Гвардейцы! Гранатами крой по врагу.

Удар громовой. Ослепительный гул.

И -- дыбом просторы, и даль -- ходуном,

И танк -- исступленным захлестнут огнем.

В смятенье ноздрями поводит другой,

С распоротой и обожженной броней.

И словно над бездной, в испуге, слепой,

Сожженные лапы подняв пред собой,

Со скрежетом третий, минуя откос,

Бокастое тулово тяжко занес.

С налета в затылок четвертому лбом

И замер, застыл в онеменье тупом.

Снега голубые в кровавой росе

На вздыбленном Волоколамском шоссе,

Над люком стрелок запрокинулся, нем,

Слетает подшибленным вороном шлем,

Рука протянулась в простор пустырей:

В Москву! На парад! Ну ступай, поскорей!

О русских санях бредил ты наяву.

И по первопутку собрался в Москву.

Чего ты закутался в бабий платок?

Что ежишься ты? Иль на стуже продрог?

Раздумье взяло? Не по вкусу свинец?

Иль русской зимой зачарован, мертвец?

Крылатая ненависть, пламенный гнев:

"Без спросу пришел ты сюда, обнаглев".

Израненных танков неистовый гуд...

Они потрохами стальными блюют...

Вот втянут четвертый в огня коловерть,

Вот пятого к счету прибавила смерть.

"Попотчевать пойлом собачьих сынов!" -

Чеканит приказ, непреклонно суров.

Бутылку с горючим -- по танкам взахлест,

Метнулись они, как жар-птицы из гнезд.

И, стиснут объятием огненных крыл,

Десяток чудовищ в тоске завопил.

Обвитые дымной волной огневой,

Они громоздятся под грохот и вой,

Как буйволы черные в лаве огня,

Сплетаются, корчась, надрывно стеня,

И прочно к себе их большак пригвоздил:

Колдобины -- спереди, ров -- позади.

Свинцовый летит над гвардейцами град.

Их руки от ран и натуги горят,

Шинели напитаны кровью густой,

Лежат уже трое, обнявшись с землей, -

Но в сердце по-прежнему бодрость крепка:

Оружие верно, надежна рука.

6

Москва -- в изголовье, Москва -- под ружьем,

И край, что не дремлет ни ночью, ни днем,

Что рядом, в траншее, под градом свинца,

Отвагу и силу вселяет в сердца...

Багрово от крови снегов полотно,-

Еще два гвардейца насмерть сражено.

В равнине, где бурных ветров перебег,

С оружьем в руках повалились на снег,

Легли, прислонясь голова к голове,

Телами заставив дорогу к Москве.

И грозен гвардейцев редеющий строй

Под градом свинцовым, под хлесткой

Не дрогнуть, не сдать в исступленном бою.

Уже восемнадцать осталось в строю.

У каждого кровью набухла шинель,

Не слышат, как шалая свищет шрапнель;

Пред ними четырнадцать мертвых громад -

Четырнадцать танков в обломках лежат.

На смену подбитым лавиной идут

Четыре десятка под скрежет и гуд,

Гранаты уже на исходе -- и вот

Товарищ товарищу передает:

"Гвардейцы! Ударил решительный час:

Три танка принять должен каждый из нас!"

Траншею покинув, навстречу врагу

Выходят они, залегают в снегу.

Гранаты на взводе! Не станет гранат -

Телами дорогу они заградят.

"За родину! Нам умирать череда, -

Давайте простимся, друзья, навсегда".

На миг боевая притихла гроза...

К далекой Москве устремились глаза,

Крутой молодой оглядели снежок, -

И губы коснулись обветренных щек.

Прощанье героев услышала высь,

И в крепком пожатье ладони слились.

На каждого жребий отечества лег;

"Ты будешь нетронут, родимый порог".

И двинулись цепью они напрямик, -

Вплотную последний приблизился миг:

"Россия, запомни гвардейцев семью,

Вот их уже восемь осталось в строю".

Пред яростным пламенем, бьющим взахлест,

Гвардейцы во весь поднимаются рост,

Фалангою сказочных богатырей

Идут по сугробам среди пустырей,

Шинели -- крылами в ветрах огневых,

Теперь раскрошатся и горы о них.

Пылают их каски. В снегу сапоги.

И непобедимо тверды их шаги,-

И смерти да будет известно о том,

Что сердцу отчизны здесь каждый -- щитом,

Что не опрокинуть лавине стальной

Веками сращенных с землею родной.

7

На травах каких, на былинке какой

Роса не сверкнет потаенной слезой?

Булыжник каких безыменных краев

Не дрогнет, откликнувшись эхом боев?

Леса не взметнутся ль, трубя в небосвод,-

По дюжине танков на каждого прет.

Но помнит гвардеец присягу свою,