Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Низинные и заливные,
Зеленые и вороные,
Стоят луга во всей красе,
Вдали от пыли и шоссе.

Луга! Какое загляденье,
Какое доброе гуденье
Распространяет добрый шмель,
Настроивший виолончель.

Меня волнует и поныне
Чуть горьковатый дух полыни,
И мать-земля, его родив,
Сказала нам, что он правдив.

Иду поречными лугами,
Где ястреб надо мной кругами,
И время мне сказать пришло,
Что над землей витает зло.

Но я напрасно огорчался,
Уж выстрел над землей раздался,
Разбойник падает в траву,
Очистив неба синеву.

В моей мелодии минор,
Который все сильней с годами.
За речкой лес глухонемой,
Река, придавленная льдами.

Такая тишь. В ушах звенит
Тугая тетива пространства.
Под темной елью лось стоит,
Большой, таинственный, прекрасный.

Я вижу, что и он другой,
Чем был в июне. Как печально,
Зверь, в сущности немолодой,
Один в лесу рассвет встречает.

Синичка выронила: — Пинь! —
И прянул великан ушами
И в снежную лесную стынь
Пошел широкими шагами.

Куда ты? Ничего в ответ.
И нет его в одно мгновенье.
И пролилась на свежий след
Мелодия исчезновенья.

О молодость!
Ты многокрыла, как стая.
О молодость!
Ты многорука, как боги.
Бывало, любимой
Коснешься устами,
И сердце, как колокол,
В сладкой тревоге.

Свечение звезд
И шумление сена,
Два сильных,
Два юных,
Любовь как арена.

И ты в ней не раб,
А хозяин всевластный,
Самсон-богатырь
И царевич прекрасный!

О, если б вернуться
На старые трассы!
Увы! Невозможно,
Порывы напрасны.

И горькая мудрость
Глаголет чуть слышно:
— Для мертвых готова
Сосновая крышка!

И все же
Не надо мне схимы смиренья,
Поставьте на скатерть
Цветущей сирени.

Да здравствует море
У мыса Пицунды,
Да здравствует жизнь
До последней секунды!

Иконописная такая,
Владимирская с ног до головы,
Кокетничая и лукавя,
Коснулась пятками травы.

Пошла в березовую рощу,
Открыто парня позвала.
Вот посмотреть бы, что за теща
Такую девку родила!

Нежность во мне растет,
Поливай ее солнцем и лаской,
Не согруби, не задень ее
Словом обидным!
Не урони — тонкий хрусталь разобьется,
Не затопчи — трава на лугу беззащитна,
Нежность мою береги,
Это твой и мой заповедник!

Мне нравятся подвески бересклета,
Горящие в осенний холод, в стынь.
Такие же носила ты все лето,
Идешь, бывало, а они: динь-динь!

Динь-динь! — звенят так нежно, невесомо,
Как тихая синичка в сентябре.
Я так люблю рассматривать их дома,
Когда густеет сумрак на дворе.

Я иногда прошу тебя: — Померяй! —
Ты к зеркалу, и там твое лицо.
Оно горит вечернею Венерой
И послано ко мне самим творцом.

В лесу осеннем невозможно грустно,
Сквозь сизый мрак намечен солнца диск,
И так пустынно, дико, захолустно,
И невозможно грустен чей-то писк.

Качаются сережки бересклета,
Дрозды рябину яростно клюют.
Знакомая осенняя примета
Мне говорит: — Спеши домой, там ждут!

Глаза твои степные, заполошные
Зеленою порошей припорошены,
Ты — трепетный и гибкий тополек,
Ты — вся порыв, и ты зовешь в полет.

В тебе живет большое милосердие,
И в то же время ты насквозь весенняя,
И музыкой персты твои наполнены,
И в них звучит знакомая мелодия.

Откуда ты? И кем, скажи, ты послана?
Не надо! Не ищи во мне апостола,
Я просто лирик и певец любви,
Мне откровенье — нежности твои.

Побудь со мной! Мне так легко, раскованно,
Я птицей пролетаю над просторами,
На полный мах расправлены крыла…
Как хорошо, что ты со мной была!

Мне сегодня не спалось,
Не вздремнул секунды малой.
Водопад твоих волос
Низвергался Ниагарой.

Тетива твоих бровей
То звенела, то смеялась.
В тонкой талии твоей
Нежность девичья скрывалась.