Но есть плененные ошибкой:
У тех – да минет их гроза! —
С мистической полуулыбкой
На мир опущены глаза.
1925
«Мне легла не большая дорога…»
Мне легла не большая дорога,
А глухая медвежья тропа.
Старый друг, разве мир – не берлога,
Где любовь от рожденья слепа? –
В эту жизнь я вошла с колыбели
Как в несытую солнцем тайгу;
Рыжей белкой качалась на ели,
Волчьим выродком стыла в снегу.
Новолунью сердилась спросонок
И мохнатой звериной судьбе,
А теперь я – ручной медвежонок
У лесничего в теплой избе.
1925
«Зимой не бывает горлиц…»
Зимой не бывает горлиц,
И солнечных зайчиков – тоже:
Трудно им, ласковым, прыгать
В запушенные снегом окна
Спален, где гонятся печи…
А я родилась зимою;
Дрожащий солнечный зайчик
По комнате вдруг забегал –
И лег на детское горло:
С тех пор я стала поэтом.
1925
Взгляд – усталый, в лице – ни кровинки,
Ей и голод и труд – нипочем:
Вижу красные крылья косынки
За худым полудетским плечом.
Вот такою – простой комсомолкой,
Сквозь машинную, мерную песнь,
Над докучным мельканьем иголки –
Ваша жизнь мне привиделась здесь.
Сестры Запада, трудная пряжа
Многих медленных лет нам дана:
Помним, знамя кровавое ляжет
Под рукою прилежной у нас.
Слыша четкую поступь событий,
Знает – времени веретено
Приведет путеводною нитью
К дням свободы и к доле иной.
Так ловите ж, сквозь годы глухие,
В мастерских, наклонясь, не дыша,
По следам окрыленной России –
Революции пламенный шаг.
<1927>
Порох и пламя,
Ремень под рукой,
Шомполом в память
И в сердце – Джанкой.
Поднято дуло,
Щелкнул затвор,
Пули и бури
Ведут разговор.
Станция взмыла
Огнями из тьмы,
Врангель – а с тылу
Ударили мы.
Время качнулось
Вперед и назад,
По эшелонам
Вдогонку – залп.
Вспененных далей
Цокот и топ…
Мы ли их гнали
Под Перекоп!
Кровью цветет
Голубеющий лен
Тихих, родимых
Приволжских сторон:
Слушай, за горсть
Виноградной земли
Десять тысяч здесь
Гатью легли?
Слушай, годам таким –
Нечет иль чет,
На перевес или
На плечо?
Ветру и солнцу,
Рассыпчатый, наш,
Щедрой солонкой
Раскрылся Сиваш.
В бурных знаменах
Маковый дым –
Ты, окаймленный
Славою Крым!
<1928>
Земля, какал только лучшим снится,
Когда б могла перелистать и я
Тяжелые и рыхлые страницы
Твои, моя советская земля.
Чтоб этой кровью, с киноварью схожей
(Эпохи росчерк) – вычертить пласты,
Чтоб ты навстречу встала черной рожью –
Дыханьем влажным, гуще темноты.
Когда горят фонтаны, то телами
Их затыкают попросту, земля,
Затем, что больше нефтяное пламя,
Чем жизнь людей, совсем таких, как я.
И я отдам покой мой, память, друга ль,
Всю боль и кровь, и эти жилы все –
За ту одну, в которой жидкий уголь
От Грозного бежит до Туапсе:
Артерией – пока с восточной ленью
Не всплыл Батум, всех галек голубей;
В узде Бакинского сердцебиенья
Уж слышен грохот якорных цепей.
И пусть в стихи, негаданный, как камень
В глухой затон, сбивая рифмам счет,
Павлиньими разводами, кругами,
Как на воду пошел нефтепровод:
На музыку времен – на голос горнам
Положен отзвук городов – сердец,
Чтоб этот сказ о Красном и о Черном
Нам перебил Стендаля, наконец.
Б. д.
«– Вернись, страна, в высокий город твой…»
– Вернись, страна, в высокий город твой,
Под купола кремлевской бурной славы,
На холм времен, на пласт береговой…
Но поднят щит. Укреплены заставы.
А там, в бреду, всем ветрам вручена,
В замшелый крест вложив персты сухие,
Забыв свой путь, скитается она –
Слепая. Прокаженная Россия.
1931
Приложение 1. ЗАПИСЬ О «ВТОРНИКЕ» «НЕОКЛАССИКОВ» 16 НОЯБРЯ 1926 ГОДА
Запись о «вторнике» «неоклассиков», состоявшемся 16 ноября 1926 г., – единственная заметка о «Вечерах на Ждановке», сохранившаяся в архиве Л.Аверьяновой; вела ли она свои записи до того или позднее, мы не знаем. В ряду уже известных воспоминаний «неоклассиков» о Федоре Сологубе эта короткая заметка, несомненно, занимает свое место. В отличие от мемуаров В.В. Смиренского, M B Борисоглебского и Е.Я. Данько [1] Смиренский В. В. Воспоминания о Федоре Сологубе / Вступ. статья, публ. и коммент. И.С. Тимченко // Неизданный Федор Сологуб. М., 1997. С. 395- 425. Данько Е.Я. Воспоминания о Федоре Сологубе. Стихотворения // Лица: Биографический альманах. М.; СПб., 1992. Выл. 1. С. 192—261; М.В. Борисоглебский и его воспоминания о Федоре Сологубе // Русская литература 2007. № 2. С. 88-115.
(кого, во-первых и прежде всего, интересовала личность поэта – «последнее Федора Кузьмича»), запись Л. Аверьяновой не выделяется «сологубоцентричностью». Перед нами – своеобразный «стенографический отчет» об одном из «вторников», который показался юной поэтессе интересным и достойным запоминания. Она воспроизводит «программу» вечера без каких-либо оценок услышанного и увиденного, реплики присутствовавших и реакцию на них Сологуба, передает настроения членов кружка и их отношение к происходящему в Совдепии. Благодаря этой особенности изложения ей удается воссоздать подлинную атмосферу «вторников» – кружка независимой творческой интеллигенции, сгруппировавшегося вокруг Сологуба в 1924—1927 гг.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу