Лидия Аверьянова - Vox Humana - Собрание стихотворений

…И снова затворилась дверь
Твоей тоски, твоей свободы.
Терпенье, улицы и годы
Шагами медленными мерь…

Но не безумствуй, не кляни –
Когда-нибудь из темной дали
Придет и он, твоих сандалий
Достойный развязать ремни.

Червонным золотом горит Москва.
И – крылья алой лебединой стаи –
Знамена плещут и шуршат слова,
Всемирной новью пьяно зацветая.

Когда б он встать, когда б он видеть мог,
Едва раздвинув стены мавзолея,
Как с каждым годом неизбежней срок
Земным плодам, что он с любовью сеял.

Не призрак по Европе – плоть идет
Широкоплечей силой, злой и голой. –
Звени, звени сквозь вычурный фокстрот,
Ближайших лет простая Карманьола!

Хорошо в свинцовой колыбели
Отдыхать под Красною стеной:
Не пришлец ты был здесь на неделе,
А товарищ сильный и родной.

Полюбил наш бурный скифский берег
И в тифозном, медленном бреду
Ты уже, над картой двух Америк,
Смутно видел красную звезду.

Ничего, что мнем твои страницы,
В заскорузлых пальцах теребя:
В крепком сердце самой вещей птицы
Наша память пестует тебя.

Золотой ордою комсомолья
Снова повесть будет прочтена,
Как терзалась родовою болью
Десять дней огромная страна.

С этой книгой станут наши дети,
Обновленной верные земле,
Под тяжелой славою столетий –
Третьей стражей в мировом Кремле.

В память лучших, три узла тугие
Завяжи на нити золотой,
Вот какою стала ты, Россия:
Самой крепкой, стройной и простой.

Оглянись на путь большой и странный
Ни одной не выпавший стране:
К воле плыл он, первенец желанный,
Стенька Разин в расписном челне.

И еще не отзвенело слово
И не стихла волжская вода,
Как мужицкой славе Пугачева
Поклонились в пояс города.

А недавний, разве он – не сын твой,
Тот, кто встал над омутом Москвы,
Кто тебе кровавую косынку
Повязал вкруг буйной головы.

Так греми же праведной Европе
Комсомольским хохотом в лицо:
Слишком трудно стаей ржавых копий
Пошатнуть кремлевское крыльцо.

Что мне посох, если насмерть ранен
Бредом я, и песнь моя хмельна:
Ведь кругом от грани и до грани –
Алым маком зацвела страна.

Широки поля твои, Россия,
Колокольни тонкие остры —
И горят, горят в глаза сухие
Неуемным пламенем костры.

Ах, зови, звени, пылай – доколе
Не придет орда сыновних рук
Медный голос этих колоколен
Перелить в густой машинный стук?

И пока любовь моя, скитаясь,
Горько чует верную тропу –
Стой, тихонько на ветру качаясь,
Лучший колос в мировом снопу.

Не глухое былье и не лобное место под теми,
Что когда-то певали – и божий нам славили страх.
Слушай, стоило жить, чтоб узнать наше бурное время,
Наше острое время на старых кремлевских часах.

Здесь у царских саней, надрываясь, скрипели полозья
И на башенный голос послушно вставала заря.
Но проходят года – и тяжелые зреют колосья
Сквозь суровые зимы, и весны, и дни Октября.

А Европа в петле, а Америка – в пытке, и гулко
По издерганным нервам ударил Московский набат. —
Да, желанною целью – за сетью кривых переулков –
Пилигримом свободы когда-нибудь станет Арбат.

Пять лучей не сочтем, как нагнется над миром комета,
Заметая обломки в костер, а часы на Кремле
Широко пропоют в наступившее красное лето
Колокольною песней торжественный полдень земле.

Неровный ветер, смутный свет,
Знамен внезапное веселье –
И стойкий город на Неве
Качнулся красной колыбелью.

Тогда невиданной зарей
Над золотыми куполами, –
Москва, в тяжелый полдень твой
Вошло ликующее пламя.

И над тревогою Кремля,
Над мертвым сном Замоскворечья,
В просторы, в просеки, в поля
Мелькнул и канул вольный кречет.