Иван Крылов - Басни

Ни для корней моих простору нет,

Ни ветеркам вокруг меня свободы;

Такие надо мной он сплесть изволил своды!

Когда б не от него расти помеха мне,

Я в год бы сделалось красою сей стране,

И тенью бы моей покрылась вся долина;

А ныне тонко я, почти как хворостина».

Взялся крестьянин за топор,

И Дереву, как другу,

Он оказал услугу.

Вкруг Деревца большой очистился простор;

Но торжество его недолго было!

То солнцем Дерево печет,

То градом, то дождем сечет,

И ветром наконец то Деревцо сломило.

«Безумное! – ему сказала тут Змея, –

Не от тебя ль беда твоя?

Когда б, укрытое в лесу, ты возрастало,

Тебе б вредить ни зной, ни ветры не могли,

Тебя бы старые деревья берегли;

А если б некогда деревьев тех не стало

И время их бы отошло,

Тогда, в свою чреду, ты столько б возросло.

Усилилось и укрепилось,

Что нынешней беды с тобой бы не случилось.

И бурю, может быть, ты б выдержать могло!»

По улицам Слона водили,

Как видно, напоказ.

Известно, что Слоны в диковинку у нас,

Так за Слоном толпы зевак ходили.

Отколе ни возьмись, навстречу Моська им.

Увидевши Слона, ну на него метаться,

И лаять, и визжать, и рваться;

Ну так и лезет в драку с ним.

«Соседка, перестань срамиться, –

Ей Шавка говорит, – тебе ль с Слоном возиться?

Смотри, уж ты хрипишь, а он себе идет

Вперед

И лаю твоего совсем не примечает. –

«Эх, эх! – ей Моська отвечает, –

Вот то-то мне и духу придает,

Что я, совсем без драки,

Могу попасть в большие забияки.

Пускай же говорят собаки:

«Ай, Моська! знать, она сильна,

Что лает на Слона!»

Какой-то Повар, грамотей,

С поварни побежал своей

В кабак (он набожных был правил

И в этот день по куме тризну правил [ 19]),

А дома стеречи съестное от мышей

Кота оставил.

Но что же, возвратись, он видит? На полу

Объедки пирога; а Васька-Кот в углу,

Припав за уксусным бочонком,

Мурлыча и ворча, трудится над курчонком.

«Ах ты, обжора! ах, злодей! –

Тут Ваську Повар укоряет: –

Не стыдно ль стен тебе, не только что людей?

(А Васька все-таки курчонка убирает.)

Как! быв честным Котом до этих пор,

Бывало, за пример тебя смиренства кажут, –

А ты… ахти какой позор! Теперя все соседи скажут:

«Кот Васька плут! Кот Васька вор!

И Ваську-де не только что в поварню,

Пускать не надо и на двор,

Как волка жадного в овчарню:

Он порча, он чума, он язва здешних мест!»

(А Васька слушает да ест.)

Тут ритор [ 20] мой, дав волю слов теченью,

Не находил конца нравоученью.

Но что ж? Пока его он пел,

Кот Васька все жаркое съел.

А я бы повару иному Велел на стенке зарубить:

Чтоб там речей не тратить по-пустому,

Где нужно власть употребить.

Бессильному не смейся

И слабого обидеть не моги!

Мстят сильно иногда бессильные враги.

Так слишком на свою ты силу не надейся!

Послушай басню здесь о том,

Как больно Лев за спесь наказан Комаром

Вот что о том я слышал стороною:

Сухое к Комару явил презренье Лев:

Зло взяло Комара: обиды не стерпев,

Собрался, поднялся Комар на Льва войною.

Сам ратник [ 21], сам трубач, пищит во всю гортань

И вызывает Льва на смертоносну брань.

Льву смех, но ваш Комар не шутит:

То с тылу, то в глаза, то в уши Льву он трубит!

И, место высмотрев и время улуча,

Орлом на Льва спустился

И Льву в крестец всем жалом впился.

Лев дрогнул и взмахнул хвостом на трубача.

Увертлив наш Комар, да он же и не трусит!

Льву сел на самый лоб и Львину кровь сосет.

Лев голову крутит, Лев гривою трясет.

Но наш герой свое несет:

То в нос забьется Льву, то в ухо Льва укусит.

Вздурился Лев,

Престрашный поднял рев,

Скрежещет в ярости зубами,

И землю он дерет когтями.

От рыка грозного окружный лес дрожит,

Страх обнял всех зверей; все кроется, бежит:

Отколь у всех взялися ноги,

Как будто бы пришел потоп или пожар!

И кто ж? – Комар

Наделал столько всем тревоги!

Рвался, метался Лев и, выбившись из сил,

О землю грянулся и миру запросил.

Насытил злость Комар; Льва жалует он миром:

Из Ахиллеса [ 22] вдруг становится Омиром [ 23]

И сам

Летит трубить свою победу по лесам.

Предлинной хворостиной

Мужик Гусей гнал в город продавать;

И, правду истинну сказать,

Не очень вежливо честил свой гурт гусиный: