Антология - Поэзия Африки

Слезы…

Но разве я плачу?
Не склонилась моя голова,
и лицо мое ясно, как снег,
покрывающий братьев моих,
что закрыли глаза навсегда.
— Да, мой Алжир, да!

Крик…

Я разве кричу?
Мой голос
слился с твоим,
мой голос
из твоего вырывается горла,
мой голос
звучит в твоем сердце всегда.
— Да, мой Алжир! Да!

Я разве страдаю?
Изранена плоть моя
в братьях моих,
но их руки
уносят меня под дождем,
и на раны мои
дождевая льется вода.
— Да, мой Алжир! Да!

Слезы…

За слезы мои
поклялись отомстить
в Оресе,
в Митидже,
в лачугах убогих,
в селеньях,
где бродит беда.
— Да, мой Алжир! Да!

Разве я плачу?
Дороги мои дождями размыты,
дороги мои бесконечны,
дороги мои искалечены,
тяжки, туманом покрыты,
и ночь над моими дорогами
длится года.
— Да, мой Алжир! Да!

Я разве кричу?
Мое ложе — горящие угли,
мое ложе — холодная тина,
кровь,
негашеная известь,
и нет мне покоя на ложе моем
никогда.
— Да, мой Алжир! Да!

Я разве страдаю?
Ветер, где мои братья?
Где сестры мои?
Раскидал ты по белому свету
плоть,
и разум,
и зерна мои.
Но над жизнью моей
всходит солнце,
и свет его ярче мечты.
— Это ты, мой Алжир! Ты!

Ребенок сидит у небесных врат,
Ребенок ждет своего отца.
Он ждет — и не знает, это сон или явь.
И на щеке его — злая слеза,
А вокруг — никого,
Пустота.

Один-одинешенек в царстве своем,
Ребенок ждет,
И считает звезды,
И пересчитывает горизонты,
И видит: катятся сотни солнц —
Головы казненных по голубой мостовой,

Головы казненных, как сотни солнц,
Как острый луч сквозь толщу листвы,
Прорезают светлую просеку в завтра
Для детей,
Которые ищут отцов.

Заря поднимается
над тобой,
и красной кровью
окрашен лес,
и тучи бегут
трусливой толпой —
захватчики,
оккупанты небес.
И руки зари
горло ночей
стиснули,
словно горло врага,
а для земли
потоки лучей
нежнее,
чем девичья рука.
Алжир,
мое сердце и кровь моя,
заря поднимается
над тобой,
и горы трубят,
и плещут моря,
и каждую грудь
сотрясает прибой.
Герои идут.
Дорога звенит.
Поля
протягивают нам цветы,
и солнце,
рвущееся в зенит,
улыбается
нам с высоты.
Алжир!
Сыны неустанны твои.
Алжир!
Гремят барабаны твои.
Бессмертна свобода твоя.
Алжир!
Время врачует
раны твои.

Ты медленно строки скупые прочла,
качнулась земля под тобой,
а в сердце вошла, как тупая игла,
щемящая, острая боль.

Ударила молнией черной война,
и рухнул нехитрый уют,
и в комнату хлынула вдруг тишина,
которую мертвой зовут.

Руками колени свои обхватив,
ты села на низкий порог
и долго шептала: «Неправда! Он жив,
он жив, он погибнуть не мог.

Пройдя невредимым сквозь тысячу бед,
он встретится снова со мной…»
И вот тебе чудится, будто в ответ
доносится голос родной:

«Любимая, губ твоих розовый шелк
меня не коснется, скользя.
По горной тропе далеко я ушел —
обратно вернуться нельзя.

Атласские кедры шумят обо мне,
поет надо мною звезда.
Я — камешек малый на этой земле,
вошедший в нее навсегда.

Я верю: продлится мое бытие,
продолжится времени ход.
Как семя проросшее, сердце мое
живыми цветами взойдет».

Друзья мои!
Истинной Франции дети!
Во время вашего праздника
Я возвышаю мой голос,
Потому что мы вместе страдаем
От несправедливости,
От нищеты
И от боли.
Друзья мои!
Истинной Франции дети!
Я возвышаю мой голос,
В то время как падают братья мои,
Потому что вручить я вам должен
Эстафету надежды,
Свирель наших гор,
В которой свобода,
Соединяясь с дыханьем людским,
Поет о грядущей победе.