Антология - Поэзия Африки

Мама моя,
ты себя называешь «умми» [14] Умми — мать (арабск.). , а я говорю «ма мэр» [15] Ма мэр — моя мать (франц.). .
Нет у меня бурнуса и нет калама [16] Калам (арабск.) — тростниковое перо. ,
я потерял ружье.
В эту ночь
не насвистывать бодрых песен.
Страшно?
Да, страшно мне.
Странный двойник
меня преследует ночью.
Днем смеются друзья.
Чиновник спрашивает:
— Национальность? —
Отвечаю: — Француз.
— Француз?
А может, алжирец?
— Нет, не алжирец…
Чадры не носит сестра… —
Французский,
французский,
французский
французский —
язык моих школьных наград.
Но почему в эту ночь немую
у меня темнеет в глазах?

Мне снились призрачные корабли
и город, где на улицах стрельба,
где похоронный звон моей земли
предсмертным потом катится со лба.

Мне снилось: задыхается Алжир
и судорожно корчится во тьме.
Он, словно в качке палуба, дрожит,
и это в сердце, в памяти, во мне.

Я от рожденья узник, я привык
искать везде особый коридор.
Я к снегу чужеземному приник,
чтоб белизна припудрила позор.

Ты, сердце, — странник по дорогам сна,
по закоулкам памяти, по злым
отелям, где тоска погружена
в бессонницу, по гаваням пустым.

Подслушиваю реку под мостом
и с ней веду безмолвный диалог.
В ее ворчанье хмуром и простом
я различаю зов моих дорог.

Унижу день: веселья карусель
на родине и солнца желтизну.
Шумливый бриз домчится на Джебель [17] Джебель (арабск.) — гора, здесь — название одной из гор в отрогах Атласа. ,
разгонит боль и принесет весну.

Родившись, плачет ребенок.
Родившись, плачет весеннее утро.
Слезы ребенка…
Роса на траве…
Это жизнь, пробуждаясь,
Лицо умывает свое;
Перед тем как светло улыбнуться,
Совершает она омовенье.

Слезы,
Которые матери льют,
Предвещают
Рождение нового мира.

Дождь, воспетый тобою, Верлен, [19] Дождь, воспетый тобою, Верлен … — Имеется в виду известное стихотворение П. Верлена «Осенние скрипки».
Пахнет пеплом
И пахнет увядшим цветком,
Опозоренным, мертвым цветком,
Забытым между страниц.

Над моею страною, Верлен,
Дождь неистов, как наши страданья.
Словно ненависть в наших сердцах,
Он бурлит по склонам холмов,
Наполняет речные потоки.
Подобно тому как любовь
Наполняет наши сердца.

Столетьями падает он
На алжирские скалы,
На деревни в долинах,
На рваные крыши лачуг,
На увядшие женские лица,
На впалые щеки детей,
На поблекший жасмин
Девичьих щек.

Верлен! Я знаю теперь,
Почему наше солнце сожгло
Слезы алжирского неба,
Почему зажигаются звезды на скалах,
Почему появились белые голуби
В наших долинах,
И высохли слезы детей,
И не льются слезы из глаз матерей,
И опять расцветает жасмин
На девичьих щеках.

Верлен! Ты вспоил мою грусть
Изгнанника, грусть сироты,
У которого отняли родину.

Знаешь ли ты, о Верлен,
Что сердца наши
Полны любви,
Полны гнева и ярости,
Ибо так много было пролито слез,
Что лопнуло наше терпенье,
И так долго лились дожди,
Что они обнажили скалу.

Клянусь рыданьями девушки,
Потрясенной воздушным налетом,
Клянусь отчаяньем матери,
Потерявшей ребенка в сумятице бегства,
Клянусь добротою Али Буменджеля [21] Али Буменджель, Морис Оден — алжирские патриоты, погибшие в тюремных застенках колонизаторов.
И разумом ясным Мориса Одена
(О братья мои! О надежды,
Убитые в самом расцвете!),
Клянусь молчаньем захваченных наших селений,
Клянусь горизонтом, который, как рана, раскрылся,
Клянусь терпеливою мудростью,
Что притаилась во мраке,
Клянусь неизбежностью дня,
Что из сумрака должен родиться,
Клянусь бушующим морем страданий
И гневом клянусь,
От которого женщины наши стали прекрасней,
Клянусь перасцветшей любовью,
Немеркнущей дружбой,
И верой глубокой,
И пламенем негодованья.
Клянусь, что к народу французскому мы не питаем вражды.