Александр Ступников: Комплекс полноценности

Где какой-нибудь другой,
На меня во всём похожий,
Первым быть уже не может.
И с пробитой головой
Из постылой лезет кожи,
Обреченный и благой.

Как случилось, что во мне
Им обоим не ужиться.
Если первый побожится,
То второй грешит вдвойне.
До рассвета не ложится,
Бродит тенью по стене.

А из темного угла —
Пятого —
Кто-то чистит два ствола.
Это я…

Я хотел бы поутру проснуться
Рядом с той, что любит.
И любима.
Чтобы состояние покоя
Снизошло.
Как это было прежде.

Но приходит утро.
И, усталый,
Я встаю — чтоб отдохнуть в работе.
Той, что и надежна, и любима.

Так себя обманываю снова.
И живу.
И не пойму — откуда
Странные желания приходят…

Если б я имел власть или деньги,
Что нередко одно и то же,
То отдал бы все это, построив,
Ослепительный пароход.
Посадил бы туда негодяев,
Карьеристов, сквалыг, лизоблюдов,
Надзирателей и сутенеров,
Сильных мира сего. И — того.
А затем в океане, подальше,
Утопил бы их всех в одночасье.

Так бы сделал я. Но, однако,
У меня нет ни власти, ни денег.
И чужой пароход под ногами.

Да и берег уже не видать…

Осенний лист, озябнув, пожелтел.
Под ветром задышал и закружился.
А мне вчера отец живой приснился.
И я с ним расставаться не хотел.

Мы шли вдвоем по травам полевым
И были неразлучными как будто.
Я не хотел, чтоб наступило утро.
Но мало ли, что хочется живым…

Так хотелось тепла.
Тепло.
Так хотелось любви.
Пришло.
Так хотелось весны.
Оттаял.
А чего-то опять не хватает…

Муссоны… Пассаты…
Мыс Доброй Надежды.
Не те уж фрегаты,
А волны — все те же.

И горстка матросов —
Лишь самая малость.
Из тех, кто не бросил.
Из тех, что остались.

Другие привычки.
Нагие одежды.
Сгоревшие спички.
Мыс Доброй Надежды.

От тех, кто послушен —
И в этом безгрешен,
Спаси Наши Души,
Мыс Доброй Надежды…

Не избежать тому навета,
Кто радость спрятать не сумел.
И быть удачливым посмел.
Зачем я думаю об этом?…

Нет заблуждения опасней,
Чем на беду
Делиться счастьем.

Я вернусь к себе домой.
Будет дом совсем не мой.
И чужих дверей скрипучесть
Посмеется надо мной.

Я войду. Сниму пальто.
Станет грустно мне потом.
Если дом чужой, то даже
В своем доме ты — никто.

И в предутренней золе
Крошки денег на столе.

Олень,
еще живой,
Но весь в крови
Запутался рогами
В кустах терновника.
Ни убежать не может — ни остаться.
Вот так и я —
Весь в памяти ее…

Снег сошел, как я — с ума.
Но пока еще не каюсь.
От судьбы не зарекаюсь,
И в прозрачные дома,
На безлюдье, утыкаюсь.
Вот, и кончилась зима…

Когда себя не превозмочь,
Стихи вопят во мне всю ночь
И умирают на рассвете.
Всё повторимо.
Кроме смерти.

Всё повторимо. Даже сны,
В которых мы обнажены.

Но будет явь. И без конца
В ней смогут снова повториться
Людей размноженные лица
С неповторимостью лица.

Всё повторимо. Как слова
Что нас, оправдывая, судят.

И будет явь.
Но нас не будет.
А просто вырастет трава.

Горька роса грядущей тризны.
Всё повторимо.
Кроме жизни…

Болею памятью… А может быть старею.
О том, что совершилось — не жалею.
Того, что совершится — не боюсь.
На улице тревожно обернусь,
Но никого увидеть не сумею.