Я по странам неисхоженным,
Я по тропикам гулял.
Над стихами невозможными
И смеялся и рыдал.
Помнишь, лампа, время зимнее
Ночь. Беспамятство снегов.
Девушке с глазами синими
Я нашептывал любовь.
При огне, огне прикрученном,
От избытка чувств и сил,
Я ее в потемках, мучая,
Упоительно любил.
Ты всему была свидетелем,
Но однажды, медный друг,
Догорела, не заметила,
Я уехал поутру…
Годы шли крутые, быстрые,
В грозах, в битвах, в маете.
Вся страна легла под выстрелы
Мылась кровью, а затем…
Но об этом долго сказывать.
Жизнь — эпический роман.
И в собранье хлама разного
Отнесли тебя в чулан.
Под портретом государевым,
Возле сваленных икон,
Отсияло твое зарево,
Схоронился медный звон.
И с тобою, незаметная,
Отцвела моя весна…
Керосиновая, медная,
Никому ты не нужна.
Нынче всюду электричество.
О бессонный друг ночей,
Я на память в Исторический
Передам тебя музей.
Под таким-то черным номером,
Керосиновая медь,
Обо всем былом, что померло,
Обо мне ты будешь петь.
Может, кто, задетый заживо,
Вспомнит дым далеких лет,
Как себя в ночах выхаживал
При твоем огне поэт.
Горяча заката киноварь,
Бредит город стариной
И во славе керосиновой
Потухает предо мной.
1928
РАЗДУМЬЕ [5] В 1929 г. Санников путешествовал по Аравии.
Разгул ветров, безумство штормов
И штилевых затиший грусть —
Весь этот мир, живой, огромный,
Разучивал я наизусть.
Ходил по северным и южным,
И вот опять, как в прошлый год,
Ветрам Атлантики послушный,
Сажусь на дальний пароход.
Куда теперь? На юг иль север?
В какой еще водоворот?
Я вдоль и поперек измерил
Полглобуса земных широт.
То с Байроном под парусами
Свершал свой безотрадный круг;
Нас опалял восток ветрами
И обжигал песками юг.
То я с Рембо на люке трюма,
В беседе дружески простой,
Хмелея, пил из звездных рюмок
Ночей тропический настой…
О штевень гладясь, шли мальштремы,
А я, в раздумьях о земле,
Туманной жизни теоремы
Решал на шатком корабле.
Куда ж теперь? В какие воды?
Оставим этот пароход
Для юных и отменно бодрых,
Которым странствовать черед.
Полмира пройдено — довольно.
Полжизни прожито — пора,
Пора предать забаве школьной
Морской романтики тетрадь.
1929
САМУМ [6] В 1930 г. Санников участвовал в поездке первой бригады писателей по Туркестану (Республикам Средней Азии); в 1934 г. был руководителем второй бригады в Туркмении. Джидда — растение. Дувал — глинобитный забор.
Цвел костер в синеве весны,
Лепестками кружились искры,
Ободок азиатской луны
Над пустынею реял низко.
Цветом слез осыпалась джидда
На унылую глину дувалов,
Шелестела в арыках вода,
И с афганской земли задувало.
* * *
Сначала вскричала валторна
И трелями медной гортани
В пустыне, горячей и черной,
Пошла шевелить барханы.
Заплакали флажолеты,
И, словно тромбоны, гобои, бубны, —
На девять баллов ветер —
Песчаный джаз-банд Каракумов.
* * *
Ветер грохочет в бубны
И, круто повертывая пред нами
Песчаную ночь на уступы,
Спутанными рядами
На север уходит проворно.
Кричат в стороне валторны,
И над растрепанною пустыней
Рассвет появляется синий.
1930
Ты, похожая на ночную молнию,
Ты, достойная песнопений,
Прими пока что неполное
Собрание моих сочинений.
Прими эти песни, лавою
Покрывшие нашу дорогу,
С невеселой моею славою
И лирическою тревогой,
С духотою тропических плаваний,
С высотою восточной лазури.
Полюбившему дальние гавани
Суждены испытанья и бури.
1933
СМЕРТЬ ВЕРБЛЮДА [7] Открывает сб. «Восток» (1935). Это стихотворение написано под впечатлением от последнего посещения Санниковым Андрея Белого в клинике, за два дня до смерти писателя.
Читать дальше