Алексей Толстой - Том 1. Стихотворения

  Магадев, земли владыка,
  К нам в шестой нисходит раз,
  Чтоб от мала до велика
  Самому изведать нас;
  Хочет в странствованье трудном
  Скорбь и радость испытать,
  Чтоб судьею правосудным
  Нас карать и награждать.
Он, путником город обшедши усталым,
Могучих проникнув, прислушавшись к малым,
Выходит в предместье свой путь продолжать.

  Вот стоит под воротами,
  В шелк и в кольца убрана,
  С насурмлекными бровями,
  Дева падшая одна.
  «Здравствуй, дева!» — «Гость, не в меру
  Честь в привете мне твоем!»
  «Кто же ты?» — «Я баядера,
  И любви ты видишь дом!»
Гремучие бубны привычной рукою,
Кружась, потрясает она над собою
И, стан изгибая, обходит кругом.

  И, ласкаясь, увлекает
  Незнакомца на порог:
  «Лишь войди, и засияет
  Эта хата как чертог;
  Ноги я твои омою,
  Дам приют от солнца стрел,
  Освежу и успокою,
  Ты устал и изомлел!»
И мнимым страданьям она помогает,
Бессмертный с улыбкою все примечает,
Он чистую душу в упадшей прозрел.

  Как с рабынею, сурово
  Обращается он с ней,
  Но она, откинув ковы,
  Все покорней и нежней,
  И невольно, в жажде вящей
  Унизительных услуг,
  Чует страсти настоящей
  Возрастающий недуг.
Но ведатель глубей и высей вселенной,
Пытуя, проводит ее постепенно
Чрез негу, и страх, и терзания мук.

  Он касается устами
  Расписных ее ланит —
  И нежданными слезами
  Лик наемницы облит;
  Пала ниц в сердечной боли,
  И не надо ей даров,
  И для пляски нету воли,
  И для речи нету слов.
Но солнце заходит, и мрак наступает,
Убранное ложе чету принимает,
И ночь опустила над ними покров.

  На заре, в волненье странном,
  Пробудившись ото сна,
  Гостя мертвым, бездыханным
  Видит с ужасом она.
  Плач напрасный! Крик бесплодный!
  Совершился рока суд,
  И брамины труп холодный
  К яме огненной несут.
И слышит она погребальное пенье,
И рвется, и делит толпу в исступленье…
«Кто ты? Чего хочешь, безумная, тут?»

  С воплем ринулась на землю
  Пред возлюбленным своим:
  «Я супруга прах объемлю,
  Я хочу погибнуть с ним!
  Красота ли неземная
  Станет пеплом и золой?
  Он был мой в лобзаньях рая,
  Он и в смерти будет мой!»
Но стих раздается священного хора:
«Несем мы к могиле, несем без разбора
И старость и юность с ее красотой!

  Ты ж ученью Брамы веруй:
  Мужем не был он твоим,
  Ты зовешься баядерой
  И не связана ты с ним.
  Только женам овдовелым
  Честь сожженья суждена,
  Только тень идет за телом,
  А за мужем лишь жена.
Раздайтеся, трубы, кимвалы, гремите,
Вы в пламени юношу, боги, примите,
Примите к себе от последнего сна!»

  Так, ее страданья множа,
  Хор безжалостно поет,
  И на лютой смерти ложе,
  В ярый огнь, она падет;
  Но из пламенного зева
  Бог поднялся, невредим,
  И в его объятьях дева
  К небесам взлетает с ним.
Раскаянье грешных любимо богами,
Заблудших детей огневыми руками
Благие возносят к чертогам своим.

Из Афин в Коринф многоколонный
Юный гость приходит, незнаком, —
Там когда-то житель благосклонный
Хлеб и соль водил с его отцом;
  И детей они
  В их младые дни
Нарекли невестой с женихом.

Но какой для доброго приема
От него потребуют цены?
Он — дитя языческого дома,
А они — недавно крещены!
  Где за веру спор,
  Там, как ветром сор,
И любовь и дружба сметены!

Вся семья давно уж отдыхает,
Только мать одна еще не спит,
Благодушно гостя принимает
И покой отвесть ему спешит;
  Лучшее вино
  Ею внесено,
Хлебом стол и яствами покрыт.

И, простясь, ночник ему зажженный
Ставит мать, но ото веех тревог
Уж усталый он и полусонный,
Без еды, не раздеваясь, лег,
  Как сквозь двери тьму
  Движется к нему
Странный гость бесшумно на порог.

Входит дева медленно и скромно,
Вся покрыта белой пеленой:
Вкруг косы ее, густой и темной,
Блещет венчик черно-золотой.
  Юношу узрев,
  Стала, оробев,
С приподнятой бледною рукой.