Вячеслав Лебедев - Избранные стихотворения и поэмы разных лет

В ночь после смерти дымился в свечах Эдиссон.
Звезды летели над яблочным садом в Тамбове.
Над горизонтом широкий полуночный сон
Шел, наклоняясь, как ангел, сраженный любовью.

Ангел мой! Ты ли вдруг в поезд, мерцая, входил
На остановке в последнем рабочем квартале.
В радио пел. И в кино с полотна говорил.
В аэроплане летел — и крылья на солнце пылали…

О, пропылай надо мной еще тысячу пышных веков!
Веет бессмертьем торжественный веер заката.
Видишь, как жизнь отягчает твой бедный улов,
О рыболов мой! Ужель и за это — расплата?

Чем ты заплатишь, откуда возьмешь ты обол?
— В сети антенн бьет прибой вневрем е нного гуда.
Вихри хрипят. А в конторах, подпрыгнув на стол,
Бегут, рассыпаясь, сухие персты Ундервуда.

Эти ль персты, разыграв — как концерт — бюллетень,
Вдруг запоют, зарыдают, что жизнь всё короче,
В горло, как в скрипку, вонзясь за утраченный день
Перед лицом неожиданно-глянувшей ночи.

Может быть, ночью и я на разливе взволнованных лет,
Трепеща, как святой, и прощая земные обиды,
Ринусь в темный простор по шумящей дороге комет
От последней горы потонувшей в морях Атлантиды…

Непонятен, дик и непорочен,
Словно флагом огненным обвит,
Над густым амфитеатром ночи
Бродит голос праведной любви.

Он проснулся, ничего не помня,
В первый раз увидев ночь — и свет
На полу огромных черных комнат,
Серебром упавший на паркет.

Встал и вышел. Мир был пуст и ясен.
И, раскинув крылья над кино,
Он запел, бессмыслен и прекрасен,
И стучался лапами в окно.

…И всю ночь он плыл. Не умолкая,
И об стены бился, как слепой.
Голубей разбуженная стая
Крыльями плескалась над толпой.

И всю ночь сквозь грохот ресторана
Жизнь он звал, он звал любовь мою.
И, охрипнув к утру, у фонтана
Жадно пил холодную струю.

Дикий и взъерошенный, как заяц,
На заре он вымок и продрог.
Так ушел, домов едва касаясь.
И никто его узнать не смог.

Наполовину климат отменив —
Пустынь и зорь, остолбенев с вокзала,
Душа проявит черный негатив
И выставит в небесных окнах зала.

И влажный день, как пестрое яйцо,
Весь в крапинках сырых вороньих криков,
Дохнет весной и жалостью в лицо,
К сиренам труб мечтательно привыкнув.

С полей апрель проходит налегке
Растапливать разряженные парки.
Он руку протянул ей, а в руке —
Твой первый день, блистательный и яркий.

Прохожим был невнятен тот язык,
Но явственным — ответ и возвращенье.
И радости, которым птичий крик
На целый век надпишет посвященье.

Ты плачешь ночью во сне —
И другая жизнь тяжела.
В этой первой твоей весне
Ты так тихо и сонно жила.

А вокруг поезда бегут,
В небесах самолеты гудят.
Все тебя — и сквозь сон — зовут,
Чтобы ты вернулась назад.

— Помнишь музыку по вечерам,
Лунный город и Древний мост?
Помнишь, помнишь? Останься там,
Под охраною верных звезд…

Ходят в мире любовь и труд,
Метят двери белым крестом.
Перед дверью руки растут,
Закрывая от бури дом.

И ветвятся руки твои,
Чтоб коснуться, закрыть, помочь…
Ослепленные соловьи
В них поют целый день и ночь.

Ты им вторишь в полночный час
И, проснувшись, расскажешь мне,
Как закат пламенел и гас,
И не мог догореть в огне.

Видишь, в горе бессмертней жизнь!
Не жалей же, что счастья нет.
Над тобой эта древняя высь
Проливает безбрежный свет.

Полотно окружных дорог,
Как змея, обползает наш дом.
— Я для жизни тебя сберег
И отметил белым крестом.

Вокзалы гремели, как землетрясение,
И воздух был душен от слез и разлук.
Солдаты из Армии Спасения
Пели псалмы и теснились в круг.
Мы расставались и уезжали.
За бледными стеклами рос восход.
Теплое облако нашей печали
На окнах купе обращалось в лед.
И леденея, и холодея,
Звездный экспресс замерзал в пути.
Мы уходили, уже не надеясь
Когда-нибудь снова на встречу прийти.
— Но ты упрямствуешь, повторяя
О вечности жизни у врат крематория.
Но ты колеблешь ограду рая
Внезапным прибоем земного горя.
И, изнемогая, всё просишь упрямо
Хоть отзвука, эха любви и веры,
Пока столетье топталось, как мамонт,
У первобытной твоей пещеры.
И только пьяный тапер в трактире,
Все письма разлуки сыграв без нот,
Под утро тебя убедил, что в мире
Любовь под рояльною крышкой живет…