Прекрасная Дама смотрела
Сквозь слезы на шедший с небес
На снег бертолетово-белый,
На черные ветви древес.
Дымились над каждой квартирой
Дымки благодетельных труб,
В морозном лесу под секирой
Звенел государственный дуб,
Звенел на морозе столетий
И медленно падал в сугроб,
И топал, как в детском балете,
Медведь косолапый: топ-топ.
Но буря дохнула жестоко
На льды фантастических зим —
На зимнем окошке у Блока
Растаяла роза, как дым.
Париж. 1931
230. ДУША НА ВИНОГРАДНИКЕ
1
О муза, ты мнила
Быть ангелом тут
И вдруг полюбила
Терпенье и труд.
Стихи о пшенице,
О тучных волах,
О маленьких жницах
И о пастухах,
Влюбилась в амбары,
Где хлеб, как свинец,
В точила, в отары
Курчавых овец.
Но это обилье,
И житницы, мед,
И мельничьих крыльев
Скрипучий полет,
И сей виноградник —
Нам только даны,
Как сцена, как задник
Богатой страны,
Как мир декораций,
В котором душа,
Рукою горячей
Снопы вороша,
Живет и вздыхает,
Обманутый Крез,
Сквозь сон вспоминает
Сиянье небес…
2
Твой образ пристрастный
И бедный: пчела
Над розой прекрасной.
Любовь и дела,
Волненье счастливых
Трудов на земле.
И трудолюбивой
Все мало пчеле.
Душа, как на праздник,
Несла эту кладь
И на виноградник
Пришла погулять.
И жители хижин
Окрестных (вином
Ведь край не обижен)
Припомнят потом
За чашей, как в крапе
Веснушек и слез,
В соломенной шляпе,
Средь грядок и лоз,
Ты жадно внимала
Страданьям людским
И как замирала
Под солнцем земным.
На нас красотки все глядели,
Когда под музыку и гром
Мы шли в строю, когда гремели
Литавры в небе голубом.
Все — голубые доломаны!
А у повесы на уме:
Лишь приключенья и романы,
Цветок, засушенный в письме,
Балы, пирушки и свиданья,
Потом разлука без труда,
Звон шпор и сабель, обещанья,
Что не забудет никогда.
И снова встреча на дороге,
Вновь роза из окна летит,
А муж-медведь в своей берлоге
Похрапывает, мирно спит…
Вновь — марши, службы, кони в мыле…
И, родственников командир
Призвав до третьего колена,
Орет: «На вас глядит весь мир!»
>>
Шары летели с треском в лузы.
Гремел в дыму майорский бас.
Пылал на саблях пунш.
И музы Делили пир, любили нас.
И мы за чашей круговою
Внимали пламенным стихам,
Певцу с курчавой головою,
И Лермонтов был братом нам.
Ценили мы в своих поэтах
Большое сердце пополам
С уменьем бить из пистолета
И пламень метких эпиграмм.
>>
Но что сулит судьба гусару?
Свинец в расцвете юных лет,
И семиструнная гитара
Все плакала: «Как скучен свет…»
То смуглая цыганка, страсти,
То пепел белокурых кос.
И горькая усмешка власти
Задолго до седых волос.
И розоватым листопадом
Летели на зеленый стол
Охапки ассигнаций, градом
Червонцы падали на пол.
Все прахом — перстень иль именье,
Дубы иль домик родовой,
Все таяло, как сновиденье,
Ребром последний золотой.
>>
Но мир менялся под грозою.
Выстраивался молча полк
Перед атакой боевою,
Мы понимали в этом толк.
И все простилось нам: проказы,
Словечки крепкие, грешки,
Пиры, веселые рассказы,
Звон шпор, армейские стишки —
За то, что мы на поле брани,
Летя карьером сквозь картечь,
Средь грохота и восклицаний,
На пушки, жаркие, как печь,
От командира до солдата,
Все до единого, легли,
За друга друг и брат за брата
В дыму пороховом, в пыли…
С полковником и трубачами
Мы — справа по три — всем полком,
С обозом, с пегими конями,
Вступили в рай, в небесный дом.
И вахмистр, эскадрон ровняя,
Шипел со страху на солдат:
— Ну? Никогда не видел рая?
Развесил… Осади назад!
>>
Мы — грешники, кутилы, моты.
Но что с гусара Богу взять?
Картечь свела с душою счеты,
Оплакала беспутных мать.
Читать дальше