А завтра — вновь неугомонный дождь
И голубой туман дубовых рощ.
Все то же: нивы, ветер, небосклон
И северный голубоглазый лен,
И в хижинах роенье черных мух,
И на сырых лугах гусиный пух.
>>
Дорога. Царство золотых берез —
Подобье женских вздохов, женских слез.
Рябины. Милый деревенский дом
И лужа на дворе перед окном.
Стоит гумно в пленительном дыму,
Скрипучие возы ползут к нему.
Но затопили печи в дыме муз,
Бильярдный шар летает мимо луз,
И вот и голос няни за свечой
О море и о рыбке золотой.
>>
Под этой крышей в сельской тишине
Всю ночь перо металось, как в огне.
Он бурю в море жизни воспевал,
Прекрасную свободу призывал,
Чтоб в холоде морозном умереть,
Чтоб ангелом курчавым улететь,
Чтоб наконец свои глаза закрыть,
Чтоб грешный мир на небе позабыть.
Париж. 1931
Мы вновь повернули на запад.
Таков был средь ночи приказ
Жестоких небес, адмирала
И муз, вдохновляющих нас.
Давно ли шумели деревья?
И к смертным слетала весна,
И средь театрального мира
Всходила большая луна:
И вот, снова хмурое море.
Все рушится, тает, как дым,
И гибнут испанские замки
В лазури один за другим.
Не замки, не башни, не залы,
А хижина из тростника.
Не лунные рощи, не пальмы,
Не музыка издалека,
А скудный и гибельный берег,
Безмерно печальный простор,
Суровый пронзительный ветер,
Летящий навстречу нам с гор.
Не грохоты рукоплесканий,
А жалкий наш жребий червя.
Библейские рыбы на ужин,
Немного воды и огня.
О, музы! Корабль отплывает.
Непрочный и медленный он.
А мимо плывут небоскребы,
Качается весь небосклон.
Все ближе и ближе в тумане
Тот берег песчаный, страна,
Где ждет нас прекрасная бедность,
Заслуженная тишина.
Пусть там неразумное сердце
Поучится биться, страдать,
Припомнит о песенном детстве,
Которым учила нас мать.
Пусть сердце подышит поглубже, —
Земную судьбу оценя, —
Возвышенным воздухом бедствий.
Средь бедных ландшафтов храня
Печальную память о небе,
О музыке, о голубке,
Летавшем над маленьким счастьем,
О розе в холодной руке…
Я эти строки посвящаю всем,
Кто перед гневом неба ужасался,
Кто много плакал и ослеп совсем,
Кто с городом прекрасным расставался.
Нас погубил классический мороз
И — север, север — время роковое,
Нас погубили в царстве женских слез
Два платья — черное и голубое.
Нас погубила нежная зима.
Не пламень, не полдневный жар, а холод,
И не свинец в груди, а ты сама,
Твой занесенный снегом дальний город.
Был полон музыки печальной мир,
Когда мы дом навеки покидали,
Когда нас ласточки, как в монастырь,
В изгнанье длительное провожали.
О, как мы плакали, бросая дом!
В сугробах замерзала наша Троя,
И призрачным непрочным мотыльком
Ушел кораблик наш искать покоя.
Но нам нигде покоя не найти,
Нам счастья полнокровного дороже
Все бедствия и немощи в пути,
Броди душа по свету, как прохожий.
Броди в своей чудесной нищете,
Средь розовых дубов твоя квартира,
Присматривайся к женской красоте
И слушай, как шумят деревья мира.
Не вечно же вздыхать и плакать нам.
Когда ты будешь снова жить на небе,
Ты с ангельской улыбкой вспомнишь там
Об этом беженском и черном хлебе.
Мы жили, как птицы в лазури,
Мир был, как огромный цветок,
Но черные, черные бури
Нас выбросили на песок,
И скуден был берег спасенья —
Бесплодная вовсе страна,
За громом кораблекрушенья
Торжественная тишина.
И мы с умиленьем взирали
На камень и пепел холмов,
На эти суровые дали
И зелень библейских дубов.
Все переменилось, все стало
Печальным и важным, как смерть.
Шел дождь на прибрежные скалы,
Чернела небесная твердь.
Не музыка, не балерина,
Не розовые облака,
А горести блудного сына
И хижина из тростника.
Читать дальше