Семен Надсон - Стихотворения

Не сравнивай с грозой души моей страданье…
Гроза б умчалась прочь: ее мятежный гром
Сменило бы опять дубрав благоуханье
И солнца мирный свет на небе голубом.
Гроза — мгновение: суровы и могучи,
Над миром воцарив томительную ночь,
С разбега налетят разгневанные тучи,
Просыплют гром и блеск — и разлетятся прочь.
И как хорош покой остынувшей природы,
Когда гроза сойдет с померкнувших небес!
Как ожили цветы, как влажно дышат воды,
Как зелен и душист залитый солнцем лес!
Нет, я бы рад сойтись лицом к лицу с грозою,
Но жизнь вокруг меня так буднично пошла,
Что даже нет вокруг врагов, могущих к бою
Позвать меня, — и враг язвит из-за угла!..

Ночь медленно плывет… Пора б и отдохнуть
От дня тревог и дум, печали и волнений;
Пора б, как скучный сон, с больной души
стряхнуть
Весь этот хмель и чад недавних впечатлений.
Как было б хорошо услышать над собой
Из братских уст слова участья и привета, —
Но я за дневником — один с моей тоской,
И нет на оклик мой желанного ответа…

Столица чутко спит… В полуночной тени
Встают домов ее стоокие громады;
Кой-где дрожат еще последние огни, —
Рабочей лампы свет или огонь лампады…

В бессонницу, когда недуг моей души,
Пугая, гонит прочь ночные сновиденья,
Порой мечтаю я в томительной тиши,
Чтоб хоть отрадой грез унять мои мученья;
Но блага бытия, влекущие людей
На жаркий спор за них, в разгар житейской битвы,
Чужды и далеки больной души моей,
Как сердца мертвеца — желанья и молитвы…
Пусть слава мне блеснет, пусть женская любовь
Прильнет к стопам моим послушною рабою, —
Хмель жизни отбродил, и не увлечь им вновь,
Прекрасным этим снам, души моей собою…
Я в них не верую, — я труп: в груди моей
Ни искры жизни нет, я жду лишь погребенья, —
И в грезах одного молю я у людей,
Молю, измученный, святыни сожаленья…

С тех пор как я прозрел, разбуженный грозою,
С тех пор как детских грез проникнул я обман
И жизнь сверкнула мне позорной наготою
И жалкой дряхлостью сквозь радужный туман,
С тех пор как, оттолкнув соблазны наслажденья,
Мой стих я посвятил страданью и борьбе,
Не раз переживал я тяжкие сомненья,
Сомненья в будущем, и в братьях, и в себе…
Я говорил себе: «Не обольщайся снами;
Что дашь ты родине, что в силах ты ей дать?
Твоей ли песнею, твоими ли слезами
Рассеять ночь над ней и скорбь ее унять?
Что значишь ты, пигмей, со всей твоей любовью,
И все, одним путем идущие с тобой,
Пред льющейся века неудержимой кровью,
Пред вечным злом людским и вечною враждой?
А между тем молчать в бездействии позорном,
Есть хлеб, отравленный слезами нищеты,
Носить ярмо раба в смирении покорном, —
Так жить не можешь ты, так жить не хочешь ты!
Где ж свет и где исход?..»

И понял я душою,
Что мысль не прояснит мучительный хаос
И что порыв ее мне принесет с собою
Лишь мрак уныния да злобу жгучих слез…
И проклял я тогда бесплодные сомненья,
И сердце я спросил, — и сердцем я решил,
Услышав братский стон, без дум и размышленья
Идти и помогать, насколько станет сил.
[Я божеством избрал любовь и всепрощенье;
Святым ее огнем я каждый стих зажег,
И ту же песнь любви, печали и забвенья
С собою я принес в наш дружеский кружок.]

Сегодняшняя ночь одна из тех ночей,
Которых я боюсь и робко избегаю.
От них, как от врагов, я в комнате моей
Сурово ставни закрываю.
Я, как беды, страшусь, что темный этот сад
Повеет на меня прохладой благодатной,
Что бедный угол мой наполнит аромат
И грудь стеснится вновь тоскою непонятной!..

Стряхнув угар и хмель промчавшегося дня,
От лжи напыщенной, от злобы ядовитой,
От мелочных забот, измучивших меня,
Я ухожу в мой мир, мне одному открытый.
Я ухожу к моим покинутым трудам,
К моим задумчивым и грустным вдохновеньям,
К тетрадям нот моих, к заветным дневникам,
К воспоминаниям, мечтам и сожаленьям.

И, долгий, смутный день проживши для других,
Прожив его в толпе и заодно с толпою,
В затишье вечеров спокойных и немых
Я для себя живу воскресшею душою.
……………………………………………………….
Я разбиваю гнет наскучивших оков
И в тихих сумерках вечернего досуга
Из выцветших страниц забытых дневников
Опять зову тебя, угасшая подруга…
Есть сны, — они порой бессмысленны, как бред,
Но что-то чудное в них дышит и сияет,
Что согревает грудь, что после многих лет
Ее неведомым блаженством наполняет.
Ты для меня была таким же светлым сном,
Таким же, как они, таинственным намеком,
Такой же сказкою о чем-то неземном,
О чем-то мне родном, но смутном и далеком…