Евгений Долматовский - Товарищ мой

Ведя колонну в глушь лесных дорог,
Следя устало за щитком приборов,
Все чаще на смертельный рычажок
Опасливо поглядывает Флеров.
Взорвать эрэс смогу ли? Да, смогу!
«Катюша.» не достанется врагу.
Но клятвы — это лишнее сейчас.
Последние готовить залпы надо,
Чтоб израсходовать боезапас
До самого последнего снаряда.

Опушка леса.
Выгоны.
Пустырь.
Туман рождает видимость покоя.
На карте здесь — деревня Богатырь.
Вот у нее название какое!
Боготворю селений имена —
Из бревен рубленный народный эпос.
Подступит враг — и вмиг превращена
Изба простая в боевую крепость.
Но Флерову не до высоких слов,
Он сам, как крепость, ко всему готов
И простодушно думает о том,
Как посушить портянки после ливня,
Разведчиков направить в крайний дом,
Чтоб выяснить, где наши, где противник.

И вдруг из чащи
Острый блеск и треск.
В трясучке пулеметной заовражье.
Цветной огонь выплескивает лес:
Вокруг Богатыря — засада вражья.
Никак не развернуть машин в грязи,
Путь на восток отрезан и на запад.
Противник метрах в ста.
В такой близи
Нельзя его накрыть ракетным залпом.
И все ж команда —
Залп!
Куда ушли
Ракеты все — до самой до последней?
В грядущее...
За поворот Земли,
Быть может, первой трассой кругосветной,
Путем, которым через двадцать лет
Крутнет майор Гагарин по Вселенной,
Запомнив с детства мокрый луг и лес,
Горящие смоленские селенья.
Ведь он из этих богатырских мест.
Сейчас, поди, и в Гжатске враг лютует.
Взметнулось пламя на сто верст окрест:
Последним залпом Флеров салютует.
Вы, молодые, спросите меня:
Ведь нас одолевала вражья сила,
Ужели зарево того огня
Так далеко и ярко видно было?
Да, это был торжественный салют
В честь той нескорой,
Той святой Победы,
Когда все трассы, все огни сплетут
В единый луч
В Берлине ваши деды.

Контуженный и раненный в лицо,
Иван Андреич Флеров торопливо,
Как при прыжке парашютист кольцо,
На ощупь ищет рычажок для взрыва.
Цепь включена в машине головной,
Когда враги уже горланят рядом.
Удар!
Все установки до одной
Взрываются, как адские снаряды.
Смешались сталь, резина, кровь и грязь,
Но Флерова последние ракеты
Выходят на орбиту, золотясь,
Как огненные спутники Победы.

Там, у деревни Богатырь, в ночи
Погибли чуваши, и горьковчане,
И первого призыва москвичи,
Но под Бородино,
На поле брани
Фашистов, рвавшихся к Москве, встречал
Еще дружнее залп ракет хвостатых.
Российская землица горяча,
Она умеет рубануть сплеча,
И не впервой громить ей супостата!

А капитан и списочный состав
Той экспериментальной батареи,
Легендою и памятником став,
В огне московской битвы не сгорели.
Светлеют на граните имена,
Их дождь не смоет, время не состарит,
Ракета —
В космос,
В мир устремлена,
Кремлевской башней высится на старте.
Первоисточник этой красоты,
Начало штурма внеземных просторов —
Окраина деревни Богатырь,
Где, смерть поправ,
Ушел в бессмертье Флеров.

Есть больные безответные вопросы,
Со времен войны стоят они
За пределами стихов и прозы,
Но не устарели в наши дни.
А ведь надо и пора
Поставить точку
Под бедой,
Напоминающей собой
Пулеметную оборванную строчку,
Тишину, когда проигран бой.
Поле битвы плуг истории пропашет,
Не найдешь и ржавого осколка...
Ну а если речь
О без вести пропавших?
Знаете, их было сколько?
Фосфорной струею их из дотов выжгли
В Бресте, Коломые, Перемышле,
Танками под Ригой растоптали...
Без свидетелей они на дно пошли
В тот треклятый день,
Когда, оставившие Таллин,
Прорывались и тонули корабли.
В рукопашную они бросались честно
На границе
И на подступах к Москве.

Разве может человек исчезнуть,
Затеряться, как патрон в траве?
Даже птицы в мире на учете:
Сколько при отлете
И прилете.
Разве на планете нашей тесно,
Чтобы вновь и вновь
Производить отстрел?
В «Красной книге» человечеству не место,
Потому и скорбь все горше и острей.
Нету сына,
Нету мужа,
Нету брата,
Нету деда и отца...
На всех одна
Есть могила Неизвестного солдата,
Пламя Вечное,
Кремлевская стена.
Но и перед этим обелиском
Смерть с бессмертием ведут неравный спор:
Утешенье, как найти родным и близким
Тех,
Кто числится пропавшим до сих пор?

Женщина молилась, умирая:
Он войдет,
Поймет, как я ждала,—
Мать ему ведь я,
А не земля сырая,
Как он там, без моего тепла?
Ставшие старухами невесты
В чемодане берегут фату:
Не погиб он,
Лишь пропал без вести...
Смерть, не трогай эту чистоту.
Тонкогубы и простоволосы,
Жены их давно в семье второй,
А ведь продолжают слать запросы —
Вдруг еще найдется мой герой.
Жжет незаживающая рана,
А в сибирских избах
Столько лет
Обнести не смеют черной рамой
Переснятый с карточки портрет.