Александр Амфитеатров - Сибирская былина о генерале Пестеле и мещанине Саламатове

За что на нас прогневался,
Опалил сердце Царское,
Послал нам злого начальника
Генерала Пестелева?
Он Божьим храмам не крестится,
Царскому имени не чествует,
Царёву казну в разор зорит,
Соромит люди почестные,
Мещанов, купцов в щёку бьёт,
В щёку бьёт, в кандалы куёт,
В кандалы куёт, правёж правит
По базарам, майданам, ярмонкам.
А горя купцам на век продано,
А слёз купцами на век куплено!
А ещё генерал Пестелев,
С Трескиным-губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да с лютым исправником Лоскутовым,
Остыдили домы купецкие,
Осрамили дочери отецкие,
Сняли с девок закон родительский.
Которая девка на возрасте,
Которая девка на выданье,
Велят девку в набор верстать,
В набор верстать — замуж венчать,
Не спрося отца-матери.
А кому купцам чада отдать?
А кому купцам зяти звать?
Отдать чада в люди навозные [5] Навозный — ссыльный, привезённый из России. ,
Звать зятьми воры-посельщики,
Варнаки, шпанцы приблудные…
А того дела от веку не слыхано,
У святых отцов не благославлено,
В царском законе не показано.
Горюшком девки ряжены,
Бедою обуваются,
Стыдобою русы косы чешут [6] Слух о насильственной выдаче вольных сибирячек за ссыльных был пущен самим Трескиным или его ближайшими сотрудниками с целями вымогательства. .
А ещё генерал Пестелев,
С Трескиным губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да с лютым исправником Лоскутовым
Хитят твою царскую худобицу:
Которо золото, — на себя пишут,
Которы руды, на себя роют,
Который соболь, — себе шубу шьют,
Которо вино, — на свой хабар берут,
Убытчат кабаки государевы,
Кабалят люди вольные,
Ямские, трактовые [7] Обвинения эти, действительно, содержатся в жалобах на Пестеля, Трескина и друг. .
Как слышит-прослышит генерал Пестелев,
Что сбирались купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Писали слёзную грамоту,
Посылали гонцов-бойцов
До славного города Питера
В саморуки Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу.
Возгрянет-возгаркнет генерал Пестелев
К Трескину губернатору,
Скурлату немилостиву,
Да к лютому исправнику Лоскутову:
— Ой вы, мои слуги верные!
До сю пору мы страха не видывали,
А ноне страх в глаза глядит,
Коли царь сибирские правды дознается,
Сказнит-срубит — будет, — нам буйны головы.
А было нам бойцов-гонцов поймать-словить,
А было купцов в острог посадить,
Ковать в кандалы крепкие,
За решётки железные.
Губернатор Трескин, скурлат немилостивый,
Со лютым исправником Лоскутовым
Втепоры были догадливы:
Скочили-метались на Енисей-реку,
Поймали-словили гонцов-бойцов,
Схватили-связали отцов-купцов,
Ковали в кандалы крепкие,
Сажали за решётки железные
С ворами, разбойниками,
Варнаками, шпанцами [8] Острожниками. .
Гонцы-бойцы по острогам сидят,
Отцы-купцы кандалми гремят,
А генерал Пестелев
С Трескиным-губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да лютым исправником Лоскутовым,
Плюют купцам в бороды,
В глаза надсмехаются:
— Вам ли купцам на меня ятися?
Вам ли супротивничать?
Хочу, — купцом вошей кормлю,
Хочу, — купца в пролубь сажу!
Вас, купцов, Бог забыл,
Бог забыл, царь не милует.
А все вы, купцы, мошенники,
Сутяжники, злые ябедники.
Снаряжу я, генерал Пестелев,
Караулы-команды строгие,
Поставлю заставы крепкие,
Рогатки железные
Круг-покруг Иркутскова, Нерчинскова,
Красноярскова, Томскова, Тобольскова,
Енисейскова, Барнаул-города:
А не станет вам, купцам, хода-выхода,
А не будет вам писать ябеды,
А не будет посылать гонцы-бойцы
До славного города Питера
В саморуки Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу.
Не видать свиньям солнца на небе,
Не дойдти купцам до правды царские.
Втепоры купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Сибиряковы, Передовщиковы,
Киселёвы, Петуховы. Трапезниковы, —
Они были догадливы:
Сходились во единый круг,
Думали думу за единый дух,
Новили слёзную грамоту,
Выкликали охотника:
— А и кто у нас гонец-боец —
Пройдтить караулы строгие,
Заставы-шланбомы крепкие,
Рогатки железные?
Отвезти слёзную грамоту,
Челобитье сибирское,
До славного города Питера
В саморуки Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу?
Все бойцы-гонцы призадумались,
Призадумались, приужахнулись.
Друг за дружку прячутся,
Друг за дружкой к двери пятятся.
Один боец слово вымолвил:
— Не бывать удалому охотнику
Супротив Михайлы Саламатова.
А родом Михайло — мещанский сын,
Из Иркутскова города,
Слободы заречные.
— Ой ты, Михайло Саламатов, мещанский сын!
А и чем нам, купцам, тебя, Михайлу, жаловать, —
Прошёл бы ты, Михайло, караулы строгие,
Заставы-шланбомы крепкие,
Рогатки железные?
Отвёз бы, Михайло, слёзную грамоту
Его Царскому Величеству
На злого начальника
Генерала Пестелева,
С Трескиным губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да лютым исправником Лоскутовым?
Мы-те, Михайле Саламатову,
Сошьём шубу соболиную,
Шапку бобровую,
Ещё дадим меру золота,
Меру серебра,
Меру скатного жемчуга,
Цветного каменья по душе бери.
Не труба золотая грянула,
Не звоны серебряные звякнули,
Не варганы взварганили, —
Возговорил Михайло Саламатов, мещанский сын:
— Не хочу каменья-жемчуга,
Не возьму меру золота,
Не приму меру серебра,
Не надоть Мишуте шубы соболиные,
Шапки бобровые, —
А то мне, Мишуте, надобе:
Помогли бы Спас Милостивый,
Пресвятая Богородица Абалацкая!
А мы от миру не отказчики,
А мы за мир стояльщики:
Ехать мне, Мишуте, гонцом-бойцом
К Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу!
Хоть и не жить — беду доложить
Про злого начальника
Генерала Пестелева,
Трескина губернатора,
Скурлата немилостива,
Про лютого исправника Лоскутова.
Наобедь Саламатов коня кормил,
В полуночь Саламатов коня седлал,
В глухую ночь со двора съехал.
Уздечка у Мишуты в пятьдесят рублей,
Седельцо под Мишутою в пятьдесят рублей,
Коню под Мишутою цены нет:
Плачены многие тысячи.
Проехал Мишута караулы строгие,
Заставы-шлонбомы крепкие,
Рогатки железные:
Команды Мишуту не учуяли,
Заставы Мишуту продрёмили,
Рогатные казаки глазами прохлопали.
Скочил Мишута на Свято-море,
На славный Байкал-озеро,
Со Свята? — моря на Шилку-реку,
С Шилки-реки на Амур-реку,
С Амур-реки в Китай-пески,
Ехал Мишута три года,
Три года, три месяца,
Три месяца, да три дня,
Три дня да три часа,
Три часа с тремя минутами.
Он ехал, с седельца не слазивал,
На мать сыру-землю не прилягивал.
Ехал Мишута песками китайскими,
Ехал Мишута лесами сибирскими.
Ему частые звёздочки посвечивали,
Его дикие звери не трогали,
Киргиз-народ не обидели.
Приехал Мишута на Яик-реку,
С Яик-реки на Волгу-реку,
С Волги-реки на Москву-реку (sic! [9] sic! (лат.). - да!Читать дальше