Александр Перфильев - Стихи

И поднимаясь к звездам и луне
При помощи тончайших вычислений,
Не знаем мы рожденных в тишине
Крылатых дум и чистых вдохновений.

И вот теперь, когда весна пришла,
И все вокруг оделося зеленым,
На Пасхе мне звучат колокола
Не радостным, а похоронным звоном.

Вы вопросы себе задавали,
Восхищаясь бессмертием строк:
Был ли Пушкин счастливым? Едва ли…
В наше время — Ахматова, Блок?

Города разрушавшее Слово
Останавливать время могло…
Только слово из уст Гумилёва,
Ты до Синей Звезды не дошло!

Что же: выводы очень жестоки:
Как душою, поэт, ни криви,
Никакие бессмертные строки
Не заменят нам смертной любви!

С древнейших пор до горьких наших дней
Всех областей искусства и науки,
Всего, что гений создал в тишине —
Касались ваши розовые руки.

В любую эру и в любой стране
Все наши достиженья, радость, муки —
Любовь и ревность, страсть и боль разлуки —
Все было для Нее, о Ней, и к Ней!

За ложь ответную, за этот щебет птичий,
Мы щедро отдавали все величье,
Все перлы, все сокровища Земли —

Ничтожное к бессмертию вели…
Но — стоила ли Данта Беатриче,
И Пушкина… пустая Натали?

Не сказалось не спелось. А впрочем
И не надо — молчанье слышней.
Иногда простота многоточий
Многих слов и звучней, и важней!

Пусть она в неизвестности тает
Незаметно. Ну что же, гори!
Эта нежность, что с губ не слетает,
Понимается… только внутри!

Я не смею мешать вам, я знаю, что лишний
И давно мне пора на покой…
Но позвольте мне звать вас тихонечко вишней,
Ароматною вишней донской.

Да, я знаю, что он безвозвратно утрачен
Наших дедов особый уклад,
Но… вы там родились, так храните казачий
Этот дух, как иконы хранят.

Никому не дадим мы над нами смеяться,
И тихонько внутри, в глубине,
Мы должны навсегда казаками остаться,
Поклоняясь родной старине.

Жить недолго, и знаю, что в мире я лишний,
Что стою у последних дверей,
Так останьтесь донской ароматною вишней,
И последней любовью моей!

В сандалиях. Одета налегке,
В глазах — развязность, робость и бессилье,
Она приносит ландыши в платке,
Чахоточные, тронутые пылью.

Где «оф лимит» на двери пышных дач,
И медных ручек яркая победность,
Она звонит — гони ее иль прячь —
Немецкая прикрашенная бедность!

Мне никого и ничего не жаль:
Ни девочки, ни ландышей, ни марок —
Я их куплю тебе, моя печаль, —
Мне некому их принести в подарок!

Смотреть на вас — мешает мне работа,
Мечтать о вас — мешают мне лета…
Стихи писать — не позволяет «кто-то»,
Кому мешает ваша красота,
И мой талант, а вместе с ними «что-то»,
Что есть у вас и нет у них — мечта.

Я начал жить в бессмыслицу войны,
Едва лишь возмужал, расправил плечи.
Как будто для того мы рождены,
Чтобы себя и всех кругом калечить!

Вагон товарный заменял нам дом,
Минуты перемирий — полустанки,
Чтобы успеть сходить за кипятком,
Съесть корку хлеба, просушить портянки…

Любовь, роняя угольки тепла,
Дымила, тлела…и не разгоралась,
Вслед за войной война другая шла…
Жизнь кончилась. Бессмыслица осталась.

Все в мире мгновенно и тленно,
И все порастает травой,
Но в душах у нас неизменно
Остался твой образ живой.

Когда же над Родиной снова
Взовьется Андреевский флаг,
На нем засияют два слова,
Два слова: Россия, Колчак!

Возвращается снова улыбка
На искривленный горечью рот,
И порой ресторанная скрипка
Позабытый мотив отдает.

Из посева военных проклятий
Тишины вырастают года,
Сыновья возвращаются, братья,
Но любовь… никогда, никогда.