Александр Перфильев - Стихи

Седое, старое, в мятелях Рождество,
Такое милое, как елочные свечи…
Далекой радостью пахнуло от него
И легче груз, упавший нам на плечи…
Хоть новых радостей не видим мы предтечи —
Звезда бумажная нас манит в Вифлеем
И дед рождественский и старых сказок речи
Дороже и ценней всех жизненных проблем.
Воспоминанья детства близки всем
И детских глаз так драгоценны блестки,
Что хочется спросить мучительно — зачем
Сменила жизнь мой прежний Вифлеем,
На балаганные бумажные подмостки?

Я не буду твердить: нет в любви озаренности,
Отражения Солнца в волне;
Просто в первой задумчивой-робкой влюбленности
Мы любви не знаем вполне…
Я не буду твердить: нет в любви устремления
Без звериного бунта в крови…
Просто души не в силах уйти от сомнения,
Просто нет никакой любви.

Я не приеду — ты не жди:
Я пленник камня и асфальта.
Меня оплакали дожди
И ветра хриплое контральто.

Я слышал ночью из окна
Мотив унылый песни древней
И видел утром гребни льна
И пляску Солнца над деревней.

И понял, что в моей груди
Не вызреет проросший колос…
Я не приеду, ты не жди,
Меня оплакали дожди,
И Солнца луч, и ветра голос…

Вы помните: морозный вечер,
Замерзших лужиц тонкий лед,
И звезд мигающие свечи,
И их подсвечник — небосвод?

Так было весело катиться
Вдоль этих, чуть замерзших луж,
Забыв, что может рассердиться
Мой друг и ваш любимый муж …

А после чай, как деготь черный —
(Его не в силах был я пить) —
Пасьянс затейливый, упорно
Не пожелавший выходить …

Теперь душа — безмолвный глетчер,
И в сердце тонких лужиц лед.
Увы! По ним в морозный вечер
Никто кататься не придет.

Я вам принес последний ландыш вялый,
Последний вздох весны, ее предсмертный стон.
Я сам такой, как он, поникший и усталый,
И все отвергнувший — я сам такой, как он…

Я вам принес последний крик весенний,
Безвестно тонущий в лазоревой дали
Не трогайте моих поникших настроений —
Я больше не люблю ни Солнца, ни земли…

Треплет ветер осенний с деревьев одежду последнюю.
Как стеклянный колпак, придушила небесная твердь.
Мне сегодня казалось, что в церкви, за ранней обеднею
Отпевали какую-то близкую смерть.

За далеких и близких, больных, разлученных с любимыми
Пред вратами священник смирял изможденную плоть.
А в дали за престолом, окутан кадильными дымами
Над Причастною Чашей склонялся Господь.

И Один только ведал, что страждущим нет исцеления,
А плененных судьбою, забывших к любимому путь,
Никакою молитвой, ни пеньем, ни дымом курения
Никому, никогда не вернуть.

Бусинки яркие ангельской выточки
В темных небесных шелках
Боженька держит на тоненькой ниточке
В ласковых, теплых руках.

Внемлет с высокой невидимой лесенки
Старческим ухом тугим, —
Так ли поют колыбельные песенки
Матери детям своим.

Если ж забыла пропеть колыбельную
Чья-нибудь хмурая мать, —
На землю бусы свои ожерельные
Боженька должен ронять.

Каждая бусинка — нежная песенка
Вниз совершает полет,
Словно незримая Божия лесенка
Матери в сердце идет…

Боже, не знающий чисел и времени,
Ты и для нас не жалей
Хмурых, усталых, без роду, без племени
Горних Своих хрусталей…

Бусы бросай в одинокие спальные
Взрослым младенцам Своим,
Мы отдадим эти бусы хрустальные,
Детям чужим отдадим…

Тем, кто умеет пройти по калиточке
В детскую душу впотьмах, —
Дороги бусы на тоненькой ниточке
В ласковых Божьих руках…

Было в комнате глухо, темно…
Падал снег на железный карниз.
И тебя поманило окно
В сумрак ночи, настойчиво вниз…

Что тебе показалось в окне,
Чей увидела пристальный взор?
Или может быть, к синей волне
Ближе путь через каменный двор?