Александр Перфильев - Стихи

И в холоде, и в пламени, и в дыме
И в ясности, и в сумерках, во сне
Что может быть прекрасней и любимей,
Чем это гармоническое имя,
Поющее, живущее во мне.

Опять в окно заря
        и воздух полон хмеля,
Весенних запахов,
        тревожащих мой сон…
Я рву с календаря
        последний день апреля,
Как год назад в саду
        рвал первых роз бутон.
Так каждою весной
        мы окна открываем,
И, улыбаясь утренней заре,
Доверчиво,
        по детски, забываем,
О том, что все, увы,
        уходит в октябре.

Я не первый с тобой, не последний,
И не первая ты у меня,
В этой чувственной нашей обедне
Ночь закрыла сияние дня.

Оттолкни, оскорби, я не струшу,
Знаю я, мой мучительный друг,
То, что камни в усталую душу
Попадают из ласковых рук.

Сегодня вечер ветреный и теплый.
Мы в этой комнате, от дыма голубой…
Как хорошо мне в этой жизни блеклой
Поговорить, любимая, с тобой…

Спит девочка, сложив ручонки,
Жизнь и ее успела обокрасть…
Давно ли ты сама была девчонкой,
Совсем не думая про боль и страсть…

Забылось все, давно потухло пламя,
И боли нет и страсти тоже нет.
Целую я холодными губами
Нет, не тебя, а детский твой портрет.

А письма все короче и короче,
Все суше и неласковей слова…
Я скоро доживу до сжатых строчек:
«По-прежнему работаю, жива»…

Ты знаешь, мне и этого не надо,
Привык один смотреть я из окна,
Когда выходит осень за ограду,
Смертельною желтухою больна.

Там где-то бьются в сумасшедшем ритме
Чужие жизни в каменных мешках…
И тянется рука невольно к бритве,
А сердце ждет последнего прыжка.

Но толку нет в случайно вскрытой вене:
Живи, топись, стреляйся, прыгай, пей —
Ты ничего на свете не изменишь
Ни жизнью и ни гибелью твоей.

Мир не заметит, солнце не погаснет,
И пульс не остановится живой
Когда один какой-то череп хряснет
О выпуклые камни мостовой.

Я был плохим. Да, ты права, не спорю,
Был хуже всех — отцов, мужей, людей.
Я не сочувствовал чужому горю
И не искал сочувствия нигде.

Я не старался с этой жизнью ладить,
И спорить с ней я тоже не хотел,
Писал не денег и не славы ради,
Писал тебе… Я просто жил и пел.

Я совершал ошибку за ошибкой,
Не различал ни в чем добра и зла,
Склоняясь только пред твоей улыбкой,
Пред отблеском обманного тепла.

Ни прошлое меня не волновало,
Ни будущее — что мне времена,
Когда заря над городом вставала
Из одного, из твоего окна.

Я знал, что жизнь встает с другим рассветом,
И все цветет от солнечных лучей,
Но для тебя я забывал об этом,
И для тебя я был всегда ничей.

И вот теперь, когда закрылся ставень,
И нечем жить, и улица темна,
Ты не имеешь права бросить камень
В того, кто пел у твоего окна.

Здесь Тютчев жил, здесь он встречался с Гейне;
Взволнован величавой стариной
Я прохожу почти благоговейно
По улицам, разрушенным войной.

И, поднимаясь к призрачным вершинам,
Я забываю то, что жизнь не та,
Что мир отравлен кровью и бензином,
И в подземелье спряталась мечта.

Здесь по пути последних вдохновений
Меня водила нежная рука,
Здесь я был счастлив несколько мгновений,
За них судьбе готов отдать века!

Когда стихает чувственная вьюга,
Где кровью холод прошлого согрет,
Закрыв глаза, ты вспоминаешь друга,
Которого с тобою больше нет.

Воспоминанья ничего не значут,
Но их ресницами закрыть нельзя.
Ведь все равно под ними плачут, плачут
Бессонные, бесслезные глаза.

Нет, не о друге… Что на свете дружба?
Не о чужой любви, ушедшей вдаль,
А лишь о том, что в жизни все не нужно,
Что этого ненужного не жаль.