Михаил Садовский - Завтрашнее солнце

И это безошибочный критерий,
Чтоб отличить его среди мистерий,
Поскольку не для всех такое благо,
Не всем стихам дорога и бумага,

Не всем дарована благая честь,
Что могут современники прочесть.
Судьба его, коль говорить научно,
Не благо — а вернее зло — получена.

Но мир не переделает поэта,
Он независим, как зима и лето,
Неповторим, как радуга и ветер,
Ни перед кем на свете не в ответе.

Ну, как же королям его любить!?.
Хоть не заметить, если не убить!
Но парадокс — живущего основа:
Всего неуязвимей в мире слово.

В словах поэта, что живут века,
Есть место и врагам наверняка.

Дождь возвращается,
Как души,
Ушедших много лет назад.
И потому дожди послушать
Полезно очень,
Говорят.

Не из окна им насладиться,
Не наблюдать со стороны,
А слиться с ним,
В нем раствориться

И отойти от тишины.
И то, что он тебе доверит,
Сказать не сможешь никому.
Но он тебе откроет двери
К естественности естеству.

Пускай великие творенья
Пока таятся в тайниках.
Ударит гром,
Прольется гений
Дождем живительным в веках.

Тело не взрослеет
лишь стареет,
Устает и подается разом,
Но бывает чаще,
что скорее

Задыхаться начинает разум.
Но для совершенства нет предела,
И когда туманятся рассветы,
Чтоб уравновесить
душу с телом,
В мир приходят дети и поэты.

Стихи
ко мне
Приходят сами.
Я их приход не тороплю.
Бывает шествуют часами,
Когда ночами
Крепко сплю.

Бывает,
Бьют в ключе морзянки
По стеклам дождиком косым.
Бывает, как на полустанке,
Заскочат в тамбур нелюдим.
То улыбнутся,
То заплачут,
То успокоят.
То собьют,

А то
свиданье мне назаначат
И
Не придут.

Не умирает и реально
Лишь то, что нематериально.
А все: и доброе и злое,
Найдут потом в культурном слое.

Ядрено слово, как зерно,
Века легко пройдет оно
И оживет, и прорастет,
Одушевленное живет

Пусть бестелесно, завирально
Одно оно материально!

Стихи всегда про жизнь твою,
Дыханью не прерваться,
И все умершие встают,
Как бы записанные в святцы.

Не думай, что теперь прожить
Все тяготы былые легче
И запахи восстановить,
И нежность сонного предплечья.

Не оторваться от него,
Но сроки коротки у плена,
И жизнь от взгляда одного,
Как рассеченное полено.

Рябых и сучковатых лет
Шлифованный и усмиренный
Ложится елочкой паркет
На плоскости определенной.

А ты читай, читай, читай,
Вникай с усердьем рудознатца,
Уже страница начата,
Ей, как и лету, не прерваться!..

Все на себя прикидывать привычка,
За все платить запрошенной ценой,
Как будто жизнь вся уже в кавычках
И ничего не значится за мной.

Спокойная уверенность бумаги,
Беспечность в ожидании немом,
И беспокойства полные овраги
Проколоты нацеленным пером.

Еще лазейка искренности свята,
Но обнажен подложенный расчет,
И нехотя, едва… бумага смята,
А из пера по капле кровь течет.

И в доме, где не постареют флаги
И не пройдет предвзятости пора,
Меня страшит удачливость бумаги
И мученичество пера.

Умерла Маргарита,
Чтобы мастер родился,
Снова книга закрыта,
Та, которой гордился.

И опять под луною
Над землею проклятой
В час полночи со мною
Говорит прокуратор.

Третью тысячу лет уж
Он проблему решает,
Глянц наводит и ретушь,
А она не ветшает.

Непокорное племя
Бунтарей за свободу,
Человечества лемех
Только Богу в угоду.

Провалы ночей,
Как глазницы убитых,
В них ветер внушающе строг.
Ничто не забыто,
Ничто не забыто:
Ни первый порыв, ни итог.

И мысли из тьмы
Поползли муравьями,
И горечь чернильно остра,
А что перед нами,
А что перед нами,
Поблекшие угли костра?

И сердце отравлено
Ядом обиды,
И шепот, как грохот в ночи,
И сердце убито,
И сердце убито,
И живы слова палачи.