Ольга Мочалова - Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

«Я как-то охотился в лесу и подстрелил дятла. Он упал. Глазки его были раскрыты, и в них еще играл свет. А в клюве крепко была зажата красная ягодка… С тех пор я бросил охотиться». (Это я потом прочла в книге Б. «Под новым серпом» [78] .)

«Мечтаю о колоколе с мягким и густым ударом, который будет призывать всех стать на молитву, а иногда — к танцам».

«Ко мне ходит простая крестьянка. Она любит литературу. Читала все, что полагается — Толстого, Тургенева, Достоевского, Гончарова. Мы разговариваем с ней о стихах».

«Я обошел картинную галерею в Париже и, остановившись на площадке, спросил: „C’est tout?“ — „C’est quelque chose“ [79], — ответил швейцар» [80] .

«Я купался в океане, заплыл слишком далеко и почувствовал, что теряю силы. Оглянулся на берег и увидел свою виллу, где в распахнутом окне моей комнаты виднелись цветы, а внутри на столе лежала недочитанная интересная книга и стояла банка с вареньем. Нет, я не хочу умирать! Тут за моей спиной послышался сильный шелестящий шум, и огромный океанский вал, подхватив меня, выбросил на берег».

Однажды спутница К. Д., разговаривая в гостях, заплакала. Он сказал: «Ты плачешь негармонично».

«Должно быть, когда вы чего-нибудь хотите, то очень хотите? Это видно по глазам».

«Иногда я, как ястреб, хватаю глупенькую птичку и — довольно».

«Я знал одну совершенно очаровательную старую деву».

«Я не волнуюсь выступать перед аудиторией, потому что мне есть, что сказать».

«Корова имеет священное значение, она дала человеку возможность жить, не убивая животных на мясо, питаться ее молоком. И все-таки я не люблю корову. Я люблю не лошадь, а — коня».

«Что может быть лучше весны, весны, весны».

«Зимой заманчив interieur».

«Огню плохо, если ему нечего жечь».

«Марина, зачем ты читаешь Момсена [81] ? Это чиновник от истории».

«Я признаю революционеров Духа. К ним принадлежит и боярыня Морозова» [82] .

«Я за то и не люблю Рудольфа Штейнера [83] , что даже и в „Летописи мира“ — такая поэтичная тема — он пишет засушенным деревянным языком».

Рассказывали, что родители звали Мирру «поцелуйчик».

Рассказывал Вячеслав Иванов, что на одном званом обеде Бальмонт увлекся соседкой, хорошенькой артисткой из «Летучей мыши» [84] . Он забредил, стал ронять тарелки, смотрел безумными глазами. «Он далеко заходит».

Письмо К. Д. Бальмонта мне из Франции:

«Châtelaillon, Char-Inf., Chalet Chariot 1924.V.29.

Б.» [85]

В письмо были вложены засушенные лепестки мака. Это пятое и последнее стихотворение К. Б., относящееся ко мне [86] . Письмо пришло в разрушенный сад с поваленным забором, в дом, который заполнялся чужими людьми, где я оставалась последней из семьи. Через полгода я уехала оттуда навсегда, а поле, аллеи, рощи и парк — превратились в район Москвы.

Семья Бальмонтов живет в Париже на средства частной благотворительности. Анна Ивановна [87] по-прежнему спутница поэта, где-то служит, жалкая старуха. Бальмонт изредка пишет небольшие стихи. Он говорит: «Я уже достаточно много писал, и мало ли глупостей я наговорил».

Бальмонт спился и дошел до белой горячки. То он без остановки и без устали ходит и ходит по десяткам верст, то страдает отвращением к еде, то впадает в буйство, то подолгу находится в состоянии мрачной неподвижности. Он лечился в больнице, надевали ему и смирительную рубашку. Я (М. Ц.) говорила: «Ему не дали вовремя умереть». Совершился за время парижской жизни новый брак Бальмонта с княгиней Ш., от нее двое детей — мальчик и девочка, им теперь лет 15, они красивые, хорошо учатся, нормальны [88] .