Уильям Блейк - Поэзия английского романтизма XIX века

На борт стяг волшебный Мак-Лауда взяли.
Гребцы на местах, корабли на отчале.
Палаш и секира сверкают на воле,
И песню Мак-Криммон завел о недоле:
«Прощайте, утесы в бурунах и пене!
Прощайте, лощины, где бродят олени!
Прощайте же, озеро, речка и поле!
Мак-Криммон сюда не воротится боле.

Прощайте вы, сонные Квиллена тучи
И ясные очи, чьи слезы так жгучи!
Прощайте, о вымыслы бардов! В недоле
Мак-Криммону с вами не свидеться боле.
Мне бэнши стенанием смерть предрекает.
Мой плащ, словно саван, меня облекает.
Но сердце не дрогнет от скорби и боли,
Хоть мне не вернуться на родину боле.

И будут Мак-Криммона слышать стенанья
Все гэлы-изгнанники в миг расставанья.
Отчизна! Прощаюсь с тобой поневоле,
Возврата ж… возврата не будет мне боле.
Не будет во веки веков мне возврата!
Не будет во веки веков мне возврата!
Не будет во веки веков мне возврата!
Мак-Лауд вернется, Мак-Криммон умрет!»

Роились пчелы в этот год
На наших липах так,
Что в селах толковал народ, —
Мол, где-то близко враг.

Мы вниз глядим и видим дым —
Горят и лес и дол:
Туда эрцгерцог Леопольд
Войска свои привел.

Австрийцы знатные твердят:
«Швейцарцев перебьем!
И стар и млад — все канут в ад,
Покончим с мужичьем!..»

Поет труба, ведет тропа
От Лиммата-реки,
Держа ряды, идут, горды,
Австрийские полки.

«Вы, господа, пришли сюда
Повергнуть горы в прах,
Но невдомек вам, что беда
Настигнет вас в горах!

И прежде, чем затеять бой,
Покайтесь во грехах:
В Гельвеции легко с душой
Расстаться впопыхах».

«Но где же нам попа найти,
Чтоб наши души спас?»
«Швейцарский поп уже в пути,
Он выслушает вас.

В стальную ризу облачен
И властью облечен,
Он вам отпустит все грехи
Секирой и мечом!..»

Был колос от росы тяжел,
И жатва шла окрест,
И Хазенштайн [101] Хазенштайн — буквально: «заячий камень» (нем.); отсюда — игра слов через две строфы. сюда пришел,
Властитель здешних мест;

Люцернский с ним пришел отряд,
Готов для ратных дел,
Бойцы отважны, и назад
Никто не поглядел.

С насмешкой молвил он:
«Мала,
О герцог, ваша рать,
И с вами — господу хвала! —
Не страшно воевать…» [102] И с вами — господу хвала! // — Не страшно воевать… — Соотношение сил было таким: австрийцев — шесть тысяч всадников и пехоты, а швейцарцев — тысяча четыреста человек пешего ополчения.

«Ты — Заячья Душа, ты — трус,
Ты — дичь, ты — наш обед!..»
«Вам не важна на дичь цена?» —
Спросил он их в ответ.

Сияют ленты шишаков,
Австрийский сомкнут строй,
Носы дворянских башмаков
Насыпаны горой. [103] Носы дворянских башмаков // Насыпаны горой. — Перед битвой рыцари иногда отрубали носы башмаков, чудовищно загнутые по тогдашней моде и мешавшие двигаться.

Смеются чужеземцы:
«Есть
Пожива для копья!
Но эта месть, увы, не в честь —
Ведь мало мужичья…»

Конфедераты в этот миг
Молились богу вслух,
Он в небе радугу воздвиг
И укрепил их дух.

И крови ток сильней стократ,
И доблесть высока,
И ринулся Конфедерат
На конные войска!

И рыкнул Лев [104] Лев. — Намек на «Лео» (имя эрцгерцога Леопольда). , рассвирепев,
И конница пошла,
Со свистом свой взметнули гнев
Ядро, копье, стрела.

Увлечена игрой слепой
Орава топоров —
И ветки падали щепой
На травяной покров.

Но рать австрийская стоит,
Густа щетина пик,
И рассердился Винкельрид,
Воинственный мужик:

«Меня в деревне ждет жена
И малый сын зовет,
Да не забудет их страна! —
А я пойду вперед.