Михаил Цетлин (Амари) - Цельное чувство

Синий твой взор робко блестит,
Светлое платье нежно шелестит,
Ну же, вперед, вперед, вперед,
Не все равно ли, что в будущем нас ждет!

Серая жизнь у нас позади,
Серая жизнь у нас впереди,
Ужас морщин и ранних седин,
Ужас и горечь, всему конец один.

Ну же, вперед, вперед, вперед,
Радостный взор нас манит и зовет.
Губами к губам страстно прильнуть,
Горечь и боль не прогнать, так обмануть.

Крепко сжимаю твой гибкий стан,
Жизнь так горька и так сладостен обман,
Чувствую я сквозь корсаж теплоту,
В сердце лелею мечту и красоту.

Ах, счастья, я счастья хочу
Без конца, без границ, без краев,
И вот я на миг улечу
В озаренные области снов.

Потому что в жизни моей
Все так бедно и так темно,
Золотых так мало огней,
И явственно близкое дно.

А я бы хотел умереть
В блаженном сиянии слез,
А я бы хотел сгореть
В томно медленном пламени грез.

И когда средь вальса слова
Ты мне шепчешь, как легкие сны,
Так кружится в чаду голова.
Как от сладкого бреда весны!

Я люблю вас с болью слез.
Вы скользите по паркету,
Быстрый танец вас унес
К счастью, к солнцу, к жизни, к свету.

Быстрый танец закружил
В вихре грез немые пары,
Я в тиши подсторожил
Блеск очей, сердец удары.

Электрических огней
Льется свет на вас тревожно.
Прочь заботы серых дней,
Будет правдой все, что ложно!

Вы во сне — я наяву:
Вижу, вижу в вихре танца
Под глазами синеву,
Лихорадочность румянца.

Пусть же будет весел такт,
Оживленны кавалеры,
Этот вечер лишь антракт
В пьесе скучной, в жизни серой.

Они парами тихо под музыку шли,
Некрасивы были их лица,
Эти бледные, бедные дети земли,
Дети столицы.

В долгие дни
Работы и хмурой заботы
Мечтали они.
Над свинцом серой жизни сверкала мечты позолота.
День их мечты,
Вот ты!

Бедные, бедные люди,
Я страстно молюсь,
Я горько молюсь о радостном чуде!
И горько сжимает мне горло, как грубая чья-то рука,
Тоска.

А вас вперед увлекает
Танец,
И на бледных щеках так ярко сверкает
Румянец.

Шаг вперед, шаг назад,
Робкий смех, нежный взгляд,
Между рук гибкий стан,
И волнуется кровь,
И сияет любовь, —
О, жалкий роман,
О, горький обман!

Шаг назад, шаг вперед.
Скривился рот
От нежной, смущенной и милой улыбки,
Как странны ошибки,
Как скоро конец настает.

Бедные, бедные люди,
Я тайно молюсь,
Я странно молюсь,
Я горько молюсь о творческом чуде!

О, неужели оно не придет?
Как люблю я вас всех,
Рядом смеются счастливые люди,
Как им не стыдно, как им не грех
Смеяться над этими девушками с робкими глазами,
У меня в душе их грубый смех
Звенит словами.

О, как все вы похожи,
Серые девушки — все, как одна.
Боже, за что, за что же
Бросил ты их в эту пропасть без дна!
Какой ужас быть только похожей,
Ужас без дна!

Вечерние улицы жутки,
Как воды ночной реки,
И ходят по ним проститутки,
Как образы вечной тоски.

Вот взором голодной собаки
Глядят мне в глаза сквозь муть,
И грубая ругань и драки
Нарушают хмурую жуть.

Окутанный тьмою ночною,
Я словно в русле реки —
Как дно черно подо мною,
Как воды ее глубоки!

И в сердце острая жалость —
Накормить какую-нибудь.
И в сердце, как смерть, усталость
На горячей груди уснуть.

О, как черные воды жутки.
Упаду, потону, захлебнусь!
В утро мутное у проститутки
В полинялом гробу проснусь.

Ты мне сказала: «Видишь, вот
Поток. Весь мир — мистерия.
Иль ниспаденье этих вод
Не чудо для неверия?

Какая творческая длань
Их с высоты низринула
И дымно-призрачную ткань
На горный кряж накинула?

Иль кто-то вечный распустил
Серебряные волосы,
И солнца луч позолотил
Их трепетные полосы?»

Я не ответил. С вышины
Летел поток серебряный,
Звеня дрожанием струны
На арфе поколебленной.