Александр Владимирович Соболев - Бухенвальдский набат

Чует правду детская душа.
Словом человеческим влекомый,
все еще робея, чуть дыша,
из-под печки показался Сема.
Словно взмытый сильною волной,
на плече он оказался разом!
— Здравствуй, хлопчик!
Здравствуй, дорогой!
Ишь ты, постреленок черномазый!
Ты совсем как мой сынишка Глеб,
только тот курносенький да русый.
На-ка, ешь красноармейский хлеб.
Он хоть черный,
но, ей-Богу, вкусный!

...Проплывали песни в стороне,
военком мечтал неторопливо:
«Будет он расти в большой стране
равноправный,
вольный
и счастливый.
Будет та страна — родная мать
украинцу,
русскому,
еврею...
Кто ж его посмеет притеснять —
разве ж только контры да злодеи?!»
Лунный свет струился за окном.
На пол полутень бросали рамы.
Спал мальчонка безмятежным сном,
словно бы в объятиях у мамы.

Весна рисует красками,
прозрачными и легкими.
Доносит ветер ласковый
мелодии далекие
страны раздолья птичьего,
цветов благоухания...
У сердца у девичьего
весенние страдания.
А голубь над голубкою
воркует, машет крыльями...
Весна бушует вьюгою
в пьянящем изобилии.
В просторы светло-синие
швыряет солнце золото,
годами обессиленный
глядит сегодня молодо.
Весна рисует красками,
прозрачными и легкими,
доносит ветер ласковый
мелодии далекие...

С неба веет холодом —
осень у двора.
Улетает молодость —
светлая пора.
Улетает страстная,
ей возврата нет.
— Погоди, прекрасная! —
я кричу ей вслед. —
Мне тропой неторною
далеко идти,
как же неупорному
пролагать пути?
Мне за словом-золотом
плыть в разгул волны,
а с тобою, молодость,
бури не страшны!
...Только веет холодом
осень у двора.
Улетает молодость —
светлая пора.

Товарищ мой, спутник мой верный,
над нами густы облака.
И в том виноват я, наверно,
что доля твоя нелегка.
Не зван я тобой и не прошен,
под шепот всесильной любви
взвалил я тяжелую ношу
на хрупкие плечи твои.

...Окно в предрассветной вуали
скрывало суровый простор.
Те дни уж давно миновали...
Кремнистой дорогой с тех пор
веду я тебя в неизвестность,
упрямо веду и веду,
чтоб где-то на своде небесном
зажечь золотую звезду.

Замела метелица —
замерла капель.
И совсем не верится,
что пришел апрель.
Ветер так и носится
в снежной кутерьме!
До чего ж не хочется
уходить зиме.
Не мети, метелица —
буйна голова!
Слышишь, как шевелится
новая трава?
Только призадумались
быстрые ручьи,
только пригорюнились
прыткие грачи.
Гнется, не ломается
юная сосна...
Солнце разгуляется —
забурлит весна!

Как хорошо!
Деревьев разговор
и ветерка
сосновое дыханье,
полей
ковровый
праздничный узор
и радостное птичье щебетанье.
Густых садов
душистый цветопад,
росинки на траве,
как изумруды...
Таким июнь был
тыщи лет назад,
таким —
тысячелетия он будет.

Я уже прошел сорокалетье
И взлелеял дерзкие мечты.
Кто сказал, что на зеленых ветка
Появились желтые листы?
Нет, неправда, осень не посмела
Прикоснуться к веткам молодым.
Это только наступает зрелость,
Созревают первые плоды.

Ты видишь, осень на дворе,
хоть и стоит теплынь.
Но даже в ясном октябре
с морозцем неба синь.

Пусть день иной на май похож —
сиянием залит,
но где-то рядом долгий дождь
то льет, то моросит...

Нет, не разбудит на заре
тебя весенний гром,
а без пернатых в октябре
лес — опустелый дом.

Входит в квартиру
без стука
скука.
Без просьбы,
без приглашены!,
просто так,

чтоб замедлить движенья,
чтоб взор пригасить
или солнце затмить.
Все равно...

Вдруг померкло окно.
Голос вялый
тягуч и случаен:
— Посиди, погляди,
раз за разом зевни...
Все в тени,
все в тени...
Что поделать —
давай поскучаем!
Что поделать? Давай.
Может, сядем за чай?
Может, выйти из дома —
размяться?
Вот надену пальто...
Нет, не то... Нет, не то...
Сколько времени?
Скоро двенадцать?
Или три?..
Все равно —
что светло, что темно...
Почитать бы хоть книжицу, что ли?
Двор соседний изрыт,
дом соседний покрыт
будто шифером,
будто бы толем...

Входит в квартиру
без стука
скука —
прескверная штука!..