Владимир Корнилов - Стихи (сборник)

ОСТАНКИНСКАЯ БАШНЯ

Адмиралтейская игла

Стихам знакома исстари,

А мне близка, а мне мила,

Которая у Выставки.

Вокруг — панельные дома

И реже — знать кирпичная,

А надо всем она одна,

Такая непривычная.

Когда темно, когда светло,

Когда в тумане слепо,

И днем и ночью, как сверло,

Она буравит небо.

Я на девятый влез этаж

И дверь закрыл наружу,

Чтоб вечных не решать задач

И не морочить душу.

Какая, господи, тоска,

Как холодно и страшно,

Что вдруг до чертиков близка

Останкинская башня.

И молча распахну окно,

И млею перед нею,

Как будто ближе — никого

И никого — роднее...

1971

ИГРА СУДЬБЫ

Александр его удалил

В Кишинев, а потом в поместье,

Чем свободою одарил,

Уберег от уколов чести.

Мог в столице к полкам пристать —

И не выстрелил пусть ни разу,

Все равно писать-рисовать

Воспретили бы, как Тарасу.

И какая б стряслась беда

Для России — не думать лучше...

А когда б не пошел туда,

Сам извел бы себя, замучил.

...В Петропавловке жестко спать,

Если каешься без оглядки,

А в Михайловском тишь да гладь,

И с опального взятки гладки.

1988

АНАФЕМСКИЙ СОН

Анафемский сон

И ночью и днем.

Должно быть, резон

Какой-то есть в нем?

Извёл недосып?

Под старость ослаб?

На жизнь нету сил —

Остались на храп?

Сон в полночь и в рань

И средь бела дня.

Похоже, и впрямь

Жалеют меня.

И я потому,

Не плача навзрыд,

Спокойно приму

Всё, что предстоит,

И тихо, во сне,

А не наяву,

По Стиксу в челне

От всех уплыву.

2001

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

Аристократы, древние греки,

Храмы и статуи — это не мы.

Мы человеки, полукалеки,

Мы для сумы, а верней — для тюрьмы.

С суши на море, с моря на сушу

Нас не тащил хитроумный Улисс.

Не бороздить нам Эгейскую лужу

И не царить средь всемирных кулис.

Нам безразлично, что вешать на древко...

Вытащив нож, мы бухтим по душам...

Вождь и пророк у нас каторжный Федька

И предводитель наш из каторжан.

2001

ЯБЛОКИ

Бедный дичок загорчил, как досада.

Белый налив до сих пор сахарист...

Яблоки из монастырского сада,

Что же я раньше не рвал вас, не грыз?

Или шатался не больно идейно

По лесостепи, лесам и степи,

И, как назло, попадались отдельно

Либо сады, либо монастыри?

Вот отчего так смущенно и дерзко,

Словно во сне еще — не наяву,

В прежней обители Борисоглебской

Эти ничейные яблоки рву.

...Яблоки из монастырского сада,

Я не найду вам достойной хвалы,

Вы словно гости из рая и ада,

Словно бы средневековья послы.

Вас прививала лихая година,

И, хоть была невпродых тяжела,

Память о ней и горька, и сладима,

И через вас до сегодня жива.

Вот и сегодня в Историю живу

Вновь я уверовал благодаря

Этим бесхозным дичку и наливу

Борисоглебского монастыря.

1986

* * *

Белой ночью против Биржи, над Невою,

Распрощались. Настоял на этом — сам!..

Так чего себя я осенью неволю

И слоняюсь по мостам и по торцам?

День четвертый ветер хлещет по затылку,

Кепки нету, на согреться — тоже нет…

А когда-то нераспитую бутылку

Водрузили на гранитный парапет.

И сегодня у реки такой надменной,

На пространстве величавом и чужом,

Я какой-то неприкаянно бессмертный

Под осенним нескончаемым дождем.

День четвертый от себя спасенья нету,

Остужаю лоб ладонями дождя…

Приезжай сюда! Иначе сам приеду,

Может, вечность скоротаем сообща.

1963

ИЛИАДА

«Бессонница. Гомер...» Я не читал Гомера

Ни в поздней старости, ни в детстве по складам.

Однако объяснил, что эпос — не химера,

Совсем не сказочник, а Осип Мандельштам.

Он список кораблей с собой унес в могилу,

Которую доныне не нашли.

Но лирика его мне заменила

Великое сказание земли.

1999

ИЗ ОКНА

Богомерзкая погода —

Холод, слякоть и тоска —

Вроде горе — перевода

С никакого языка

Мокрый снег похож на дождик.

Крыши на пустынный пляж…

Словно бы слепой художник

Пишет вымерший пейзаж.

А, пожалуй, был бы зрячим,

Всё бы враз переиначил,

Снизошла бы красота,

Улыбнулась бы удача…

Но на нет и нет суда.

10 апреля 1995

ОТЕЦ

1.

Болезненный до ветхости,

Почти полуживой,

Не смерти, а безвестности

Страшился предок мой.

Вдруг перестанет стариться

И от него тогда

Ни звука не останется,

Ни строчки, ни следа…

И потому-то, жалобно,