Николай Огарев - Стихотворения и поэмы

В 1865 году Герцен и Огарев вынуждены были перевести Вольную русскую типографию из Лондона в Женеву, в средоточие русской эмиграции. Огареву пятьдесят три года, но тяжелая болезнь настолько подточила его физические силы, что видевшая его тогда А. Г. Достоевская назвала его "глубоким стариком". Тем не менее дух Огарева был непоколебим. Он продолжал неустанно трудиться. Ему часто приходилось редактировать "Колокол" одному, так как Герцен вынужден был выезжать по делам.

Авторитет "Колокола" начал падать, - стало очевидным, что дело свое он с честью выполнил, но время его прошло. В России его критиковали Чернышевский и Добролюбов. В Женеве его "умеренные позиции" раздражали соратников - Нечаева и Бакунина - молодых революционеров, склонных к решительным действиям вплоть до террора. Герцен не считал возможным сотрудничать с ними. Огарев, наоборот, искал с ними сближения, общих точек соприкосновения, что, как он полагал, было необходимо для общей борьбы с самодержавием. В 1868 году издание "Колокола" прекратилось.

В женевский период Огарев мало написал стихотворений, но ему тогда посчастливилось создать третью часть своего главного поэтического произведения - поэмы "Юмор". Ключом к этой части может служить строфа из нее:

Покинул я мою страну,

Где все любил - леса и нивы.

Снегов немую белизну,

И вод весенние разливы,

И детства мирную весну...

Но ненавидел строй фальшивый

Господский гнет, чиновный круг,

Весь "царства темного" недуг.

Не могло быть для Огарева несчастья страшнее, чем неожиданная смерть Герцена в Париже 21 января 1870 года. Для него это стало началом одинокой старости на чужбине. Сначала Огарев все-таки пытается продолжить общее дело и участвует как один из редакторов и как автор в "Колоколе" С. Г. Нечаева, но это издание скоро прекратилось. Задумывает издание собственного журнала под названием "Община", но и это не удается. Какое-то время он сотрудничает в лондонской газете Лаврова "Вперед", направление которой, однако, было Огареву во многом чуждо. Огарев начинает готовить биографию Герцена, приступает к работе над мемуарами.

Жизнь в маленьком английском городе Гринвиче неподалеку от Лондона, куда Огарев переехал в 1874 году, была медленным умиранием. Он жил на небольшую пенсию, высылавшуюся ему семьей Герцена. С ним была только верная ему Мери Сетерленд. Остава" лась, однако, еще поэзия. Огарев ведет что-то вроде поэтического дневника, состоящего из набросков, отрывков, часто небрежных по стиху, но еще чаще неожиданных и оригинальных по сути. Может быть, это были заготовки впрок, написанные с надеждой когда-нибудь их обработать, а может быть, что скорее всего, эти стихи гак и были задуманы.

30 мая 1877 года Огарев, уже серьезно занемогший, оставляет в дневнике последнюю запись: "Сейчас видел во сне, что я вернулся в Россию и приехал домой к себе в деревню". Ему видится, что крестьяне приняли его радушно, что они согласились с его проектами. "Я проснулся совершенно довольный моим сном, а Гринвич увидал озаренным блестящим солнцем и под ясным небом, каких давно не припомню". 12 июня 1877 года в присутствии Натальи Александровны Герцен, дочери Герцена, срочно приехавшей из Парижа, и Мери Сетерленд он скончался.

В 1966 году прах Огарева с гринвичского кладбища был пере" везен на родину и предан русской земле у стен Новодевичьего монастыря, главы которого, сиявшие в предзакатном московском небе, видели некогда двух юношей, приносящих клятву на Воробьевых горах - пожертвовать жизнью ради освобождения России. И невольно вспоминается строка одного из стихотворений Огарева: Так вы меня не позабыли?..

Виктор АФАНАСЬЕВ

СТИХОТВОРЕНИЯ

* * *

Огонь, огонь в душе горит

И грудь и давит и теснит,

И новый мир, мечта созданья,

Я б тем огнем одушевил,

Преград где б не было желаньям

И дух свободно бы парил

Все будет ясно предо мною,

Сорву завесу с бытия,

И все с душевной полнотою,

Все обойму вокруг себя.

Мне не предел одно земное

Душе - от призрака пустой,

В ней чувство более святое,

Чем прах ничтожный и немой.

Кто скажет мне: конец стремленью?

Где тот, кто б дерзкою рукой

Границу начертал мышленью

Непреступимою чертой?

Черту отринув роковую,

Я смело сброшу цепь земную.

Согретый пламенной мечтой,

Я с обновленною душой

Помчусь - другого мира житель

Предвечной мысли в светлую обитель!

1832

* * *

Когда в часы святого размышленья