Николай Огарев - Стихотворения и поэмы

Одни простые рыбаки

Ходили к лодке обветшалой

И пели песни - и темно

Осталось, для людей закрыто,

Что было там говорено,

И сколько было позабыто.

<1842>

ИЗБА

Небо в час дозора

Обходя, луна

Светит сквозь узора

Мерзлого окна.

Вечер зимний длится;

Дедушка в избе

На печи ложится,

И уж спит себе.

Помоляся богу,

Улеглася мать;

Дети понемногу

Стали засыпать.

Только за работой

Молодая дочь

Борется с дремотой

Во всю долгу ночь,

И лучина бледно

Перед ней горит.

Все в избушке бедной

Тишиной томит;

Лишь звучит докучно

Болтовня одна

Прялки однозвучной

Да веретена.

<1842>

ДИЛИЖАНС

Уж смерклося почти, когда мы сели,

И различить моих соседей я

Совсем не мог. Они еще шумели,

Беседою несносною меня

Терзали. Все мне так ужасно были

Противны. Треск колес и глупый звук

Бича мне слух докучливо томили.

Печально в угол я прилег. Но вдруг

Из хижин к нам на миг блеснули свечи

Я женщину увидел близ меня:

Мантильей черной покрывая плечи,

Она сидела, голову склоня;

Глаза ее горели грустью томной,

И бледен был печальный лик ея,

И из-под шляпки вился локон темный...

Какое сходство, боже! Грудь моя

Стеснилась, холод обдал тайный...

Опять оно, виденье давних дней,

Передо мной воскресло так случайно!

И я с нее не мог свести очей;

Сквозь тьму глядя на лик едва заметный,

Тревожно жизнь мою я повторял,

И снова был я молод, и приветно

Кругом с улыбкой божий мир взирал,

И я любил так полно и глубоко...

О, как же я был счастлив в этот раз!

И я желал, чтоб нам еще далеко,

Далеко было ехать; чтобы нас

Без отдыха везла, везла карета,

И не имел бы этот путь конца,

И лучшие я пережил бы лета,

Смотря на очерк этого лица!

<1842>

* * *

К подъезду! - Сильно за звонок рванул я

Что, дома? - Быстро я взбежал наверх.

Уже ее я не видал лет десять;

Как хороша она была тогда!

Вхожу. Но в комнате все дышит скукой,

И плющ завял, и сторы спущены.

Вот у окна, безмолвно за газетой,

Сидит какой-то толстый господин.

Мы поклонились. Это муж. Как дурен!

Широкое и глупое лицо.

В углу сидит на креслах длинных кто-то,

В подушки утонув. Смотрю - не верю!

Она - вот эта тень полуживая?

А есть еще прекрасные черты!

Она мне тихо машет: "Подойдите!

Садитесь! рада я вам, старый друг!"

Рука как желтый воск, чуть внятен голос,

Взор мутен. Сердце сжалось у меня.

"Меня теперь вы, верно, не узнали...

Да - я больна; но это все пройдет:

Весной поеду непременно в Ниццу".

Что отвечать? Нельзя же показать,

Что слезы хлынули к глазам от сердца,

А слово так и мрет на языке.

Муж улыбнулся, что я так неловок.

Какую-то я пошлость ей сказал

И вышел, Трудно было оставаться

Поехал. Мокрый снег мне бил в лицо,

И небо было тускло...

<1842>

* * *

На севере туманном и печальном

Стремлюся я к роскошным берегам

Иной страны - она на юге дальном.

Лечу чрез степь к знакомым мне горам

На них заря блестит лучом прощальным;

Я дале к югу - наконец я там,

И, нежась, взор гуляет на просторе,

И Средиземное шумит и плещет море.

Италия! опять твой полдень жаркий,

Опять твой темно-синий небосклон,

И ропот волн немолчный, блеск их яркий,

При лунной ночи пахнущий лимон,

Рыбак на море тихом с утлой баркой,

И черный локон смуглолицых жен.

И всё там страсть, да песни, да картины,

Да Рима старого роскошные руины.

В Италии брожу и вновь тоскую:

Мне хочется опять к моим снегам,

Послушать песню грустную, родную,

Лететь на тройке вихрем по степям,

С друзьями выпить чашу круговую,

Да поболтать по длинным вечерам,

Увидеть взор спокойный, русый локон,

Да небо серое сквозь полумерзлых окон.

<1842>

ПРОЩАНИЕ С ИТАЛИЕЙ

На море тихое ложится мрак ночной,

И небо синее усеялось звездами;

Шумит колесами и пену под собой

Взбивает пароход, качаясь над водами;

За ним волна, кипя, бежит двумя браздами

И вьется черный дым густою полосой,

И чайка поздняя вкруг мачты с криком вьется,

А море звучное чуть плещется и льется.

На палубе умолк докучный разговор,

Товарищей моих в каютах сон объемлет;

У борта я один. Печально ищет взор

Знакомой стороны, где дальний берег дремлет;

Но песен рыбака уже мой слух не внемлет.

Едва чернеется цепь отдаленных гор,

Как смутная черта... она исчезнет вскоре,