Елизавета Полонская. Стихотворения и поэмы
Жизнь и стихи Серапионовой сестры Елизаветы Полонской. Вступительная статья Бориса Фрезинского
Елизавета Полонская прожила тревожную жизнь, лишь непродолжительный интервал которой приходился на пору внутренней свободы и раскованности, когда и писались ее лучшие стихи, хотя житейски это были нелегкие годы. Потом удачи посещали ее нечасто, но, безусловно, посещали. Последняя ее книга издана в 1966 году [1] Елизавета Полонская. Избранное. М.; Л., 1966.
(тощенькое «Избранное», в которое из старых стихов не вошло ничего прежде не публиковавшегося и лишь немногое из опубликованного). Но отбирала стихи все-таки она сама, а впервые напечатанное автобиографическое предисловие цензура всерьез корежить не стала.
Посмертно крохи стихов Полонской появлялись в периодике крайне редко и всегда куце. Компактную подборку избранных стихов на рубеже 1990-х собрал для «Библиотеки поэта» ее сын: готовился коллективный сборник поэтов 1920-х годов, но издание, увы, не состоялось.
В самое последнее время первое издание большого тома воспоминаний Полонской [2] Елизавета Полонская. Города и встречи / Вступительная статья, послесловие, составление, подготовка текста и комментарии Б.Я. Фрезинского. М.: НЛО, 2008.
и несколько публикаций ее прежде не печатавшихся стихов [3] Елизавета Полонская. «Не правда ли, что мы забудем все…» / Публикация и вступительная заметка Б. Фрезинского // Звезда. 2006. № 11. С. 106–115; Елизавета Полонская. Стихи / Публикация и комментарий Б. Фрезинского // Арион. 2007. № 1. С. 82–92.
снова привлекли внимание к ее имени и сделали актуальным издание полноценного избранного ее поэзии.
1. Лодзь — Берлин — Петербург — Париж (1890–1914)
Елизавета Григорьевна Полонская (урожд. Мовшенсон; 1890–1969) родилась в Варшаве (тогда Российская империя). Ее отец был родом из Двинска (теперь Латвия), мать родилась в Белостоке (теперь Польша); в Польшу семью забросила работа отца — инженера-строителя железных дорог. Первые 16 лет жизни Лизы прошли главным образом в Лодзи. Родным языком Лизы был русский — в семье говорили исключительно на нем, а в гимназии, кроме русского, изучались французский и (сообразно национальному составу гимназисток) немецкий, идиш и польский языки. Интерес к поэзии (русской, немецкой, французской) Лизе был прочно привит матерью с детства, при том что она всегда и во всем оставалась очень независимым ребенком.
Некрасов и читавшийся по-немецки Гейне — вот поэты, любимые ею с тех пор всю жизнь. Такое представление о своих молодых поэтических предпочтениях со временем прочно укоренилось в ее памяти, хотя еще в 1926-м она помнила и об иных симпатиях (да и антипатиях) юных лет. Вот два литературных свидетельства из ее автобиографического текста 1926 года. Первое относится к 1903 году: упомянув раннее увлечение Библией, Полонская продолжает: «И до сих пор изо всех книг я предпочитаю Библию. Когда мне исполнилось тринадцать лет, мама пробовала приучить меня к Белинскому, но я его возненавидела. В тринадцать лет я впервые стала думать. Ощущение мысли у меня было почти физическое, и я его никогда не забуду» [4] Из автобиографического письма П. Н. Медведеву; здесь и далее оно цитируется по его полной публикации в книге: Е. Полонская. Города и встречи. М., 2008. С. 496–503.
. Второе — к 1905–1906 годам: «Стихов я еще не писала. Презирала Пушкина и Лермонтова и выше всего на свете превозносила Надсона. Я повезла его с собою в Берлин и пропагандировала среди немцев. Я пыталась убедить в его отличных качествах моего двоюродного брата Артура <���Закгейма>. Но Артур только что сделался доктором философии Гейдельдельбергского университета и предпочитал Гете. Мы вместе читали Фауста, и к стыду моему должна признаться, что не уступала, отстаивала Надсона». В этой любви к Надсону сказывалось многое, и в ней Лиза была отнюдь не одинока (достаточно вспомнить Чехова), но все-таки именно народнические идеалы и симпатии матери, учившейся в Петербурге на Бестужевских курсах, стали теми дрожжами, на которых позже взошли в равной мере как устойчивая Лизина любовь к Некрасову, так и серьезный интерес к революционному подполью. Что касается стихов Гейне, популярность которого в среде тогдашней российской интеллигенции была исключительно высока, то Лизину любовь к ним породили и природная ее ироничность, и возможность запросто читать их в оригинале.
Читать дальше