Ходенем пошло поле окрестное,
И сыр-бор зашатался вот словно под бурею…
Налетела ль она, многокрылая,
Или сила иная на ставки татарские,
Только ломятся ставки и валятся,
Только стон поднялся вдоль по стану
ордынскому.
Загремели мечи о шеломы каленые;
Затрещали и копья и б е рдыши;
От броней и кольчуг искры сыплются;
Полилася рекой кровь горячая…
Варом так и варит всю орду нечестивую:
Рубят, колют и бьют — кто? — неведомо.
Тут ордынцы совсем обеспамятели,
Точно пьяные или безумные.
Кто ничком лежит — мертвым прикинулся,
Кто бежит вон из стана — коней ловить,
А и кони по полю шарахнулись —
Ржут и носятся тоже в беспамятстве.
Тут всё стадо ревет — всполошилося;
Там ордынки развылись волчихами;
Здесь костер развели, да не вовремя:
Два намета соседние вспыхнули.
А наезжая сила незримая
Бьет и рубит и колет без устали, —
Слышно только, что русские витязи,
А нельзя полонить ни единого…
Вопят батыри в страхе и ужасе:
«Мертвецы, мертвецы встали русские,
Встали с поля рязанцы убитые!»
Сам Батый обоялся… А Н е здила
Уж у хана в шатре, уж опомнился
От того от ночного видения,
Говорит: «Только взять бы какого: разведаем —
Мертвецы или люди живые наехали?»
Говорит он, а дрожь-то немалая
Самого пронимает, затем что всё близятся
Стон и вопли к намету Батыеву,
Все бегут в перепуге улусники
От невидимой силы, неведомой…
«Повели, хан, костры запалить скоро-наскоро
И трубить громче в трубы звончатые,
Чтобы все твои батыри слышали,
Да пошли поскорее за шурином Хоздоврулом», —
Батыю советует Н е здила.
Хан послушался: трубы призывные грянули,
И зарей заиграло в поднебесье зарево.
В пору в самую близко от ставки Батыевой
Пронеслася толпа русских витязей,
Прогоняя татарву поганую
И топча под копытами конскими;
Да вдогонку ей стрелы, что ливень,
посыпались,—
И упали с коней наземь пятеро.
Подбежали ордынцы к ним, подняли
И к Батыю свели. Хан их спрашивает:
«Вы какой земли, веры какой, что неведомо
Почему мне великое зло причиняете?»
И ответ ему держат рязанские витязи:
«Христианской мы веры, дружинники
Князь Юрья Рязанского, полку
Евпатия Коловрата; почтить тебя посланы —
Проводить, как царю подобает великому».
Удивился Батый их ответу и мудрости
И послал на Евпатия шурина
И полки с ним татарские многие.
Хоздоврул похвалялся: «Живьем возьму,
За седлом приведу к тебе русского витязя».
А ему подговаривал Нёздила:
«За седлом!.. Приведешь его к хану у
стремени».
И поехали оба навстречу к Евпатию…
А заря занималася на небе,
И сступились полки… У Евпатия
Всей дружины-то было ль две тысячи —
Вся последняя сила рязанская, —
А ордынцы шли черною тучею:
Не окинуть и взглядом, не то чтоб
доведаться —
Сколько их?..
Впереди Хоздоврул барсом
носится.
Молодец был и б а тырь: коня необгоннее
И вернее копья у ордынцев и не было.
И оступились полюй… На Евпатия
Налетел Хоздоврул, только не в пору:
Исполин был Евпатий от младости силою —
И мечом раскроил Хоздоврула он н а -полы
До седла, так что все, и свои, и противники,
Отшатнулись со страхом и трепетом…
Рать ордынская дрогнула, тыл дала,
А всех прежде свернул было Н е здила,
Да коня под уздцы ухватил Ополоница.
Только глянул боярин Евпатий на Н е здилу,
Распалился душой молодецкою
И с седла его сорвал. А Н е здила
Стал молить его слезным молением:
«Отпусти хоть мне душу-то на покаяние!»
Отвечает Евпатий: «Невинен ты —
Мать сырая земля в том виновница,
Что носила такое чудовище:
Пусть и пьет за то кровь твою гнусную…
Ты попомни княгиню Евпраксию
И колей, старый пес, непокаянно!»
Тут взмахнул над шеломом он Н е здилу
И разбил его о землю вдребезги;
Сам же кинулся вслед за ордынцами
И погнал их до самой до ставки Батыевой.
Огорчился Батый и разгневался,
Как узнал, что Евпатий убил его шурина,
И велел навести на Евпатия
Он пороки, орудия те стенобитные…
И убили тогда крепкорукого,
Дерзосердого витязя; тело же
Принесли перед очи Батыевы.
Изумился и хан, и улусники
Красоте его, силе и крепости.
И почтил хан усопшего витязя:
Отдал тело рязанским дружинникам
И самих отпустил их, примолвивши:
«Погребите вы батыря вашего с честию,
По законам своим и обычаям,
Чтоб и внуки могиле его поклонялися».