Александр Новиков - Уличная красотка

Так в забытьи по прекрасному лету
Душу мою где-то черти носили.
В центре Парижа раздолье поэту —
Ну почему это все не в России?

И поет о лете
Или о весне? —
Прямо в сердце метит
Милый шансонье.
1999 год

Вечер по стеклу размазан,
На десерт дают стриптиз.
Раздевается не сразу —
Снизу вверх и сверху вниз.
— Ах, какая!.. Ух, какая! —
Языки сощелкали.
В яркий свет себя макая
И глазенки — щелками.

Шансоньетка! Заведенная юла.
Шансоньетка. Не до углей,
не дотла —
Выгорает до окурочка.
Дурочка.

Не столкнусь с тобой в метро я.
И не увяжусь пешком.
Здесь ползала землю роет,
Норовит тряхнуть мешком.
И ни слёз в тебе, ни страха,
Ни влечения к рублю.
Ну, давай еще полвзмаха —
И я тебя почти люблю.

Шансоньетка! Заведенная юла.
Шансоньетка. Не до углей,
не дотла —
Выгорает до окурочка.
Дурочка.
Но чего не будет точно
Ни по просьбе, ни на спор:
В самом издыханьи ночи,
В самый шапочный разбор,
Передушен, напомажен,
Зябко окунаясь в дым,
Твой окурок рядом ляжет
С недокуренным моим.

Шансоньетка! Заведенная юла.
Шансоньетка. Не до углей,
не дотла —
Выгорает до окурочка.
Дурочка.
1993 год

В дальнем городе, где детство, свесив ноги,
Азиатской пыльной маялось жарой,
Проезжал смешной старьевщик по дороге,
Зазывая всех своей «шара-барой».

И менял он на бутылки и обноски
Леденцы и много всякого добра,
И кричал на все лады и отголоски:
— Есть шара-бара!..

Я уехал. Я слоняюсь по столице,
Городской и светской хроники герой.
Здесь старьевщика другого колесница
Зазывает золотой «шара-барой».

Он меняет душ обноски на обновки,
Он торгуется с утра и до утра.
От Кремля старьевщик катит до Рублевки.
— Есть шара-бара!..

Я уехал. Время краски тихо стерло,
За плечами годы встали в длинный строй.
И теперь, до хрипоты срывая горло,
Пробавляюсь я и сам шара-барой.

Обгоняючи попутные упряжки —
Знать, такая на дворе стоит пора —
Вот и я стихи меняю на бумажки.
— Есть шара-бара!..
Шара-бара. Давай меняться, только свистни.
Мониста дней на щепки из-под топора.
Меняю жизнь еще хотя бы на полжизни.
Шара-бара… Шара-бара.
2007 год

Соседская дочка без «экстази» просто
Не может ни петь, ни плясать.
И в такт на диване не может попасть.
Она театрально-поклонная в доску,
Но зелья не хочет бросать.
Театр — ей от бога. И он не дает ей
пропасть.

И лечит ее в этой шумной квартире
От боли, любви и креста
Лихой порошок и заезжий кумир.
И двери в квартире все шире и шире,
И в них, покидая места,
Уходит в четыре погибели согнутый мир.

Шарк… шарк… шарк…
Ширк… ширк… ширк…
Как такси запоздалое — в парк.
Как звезда освистанная — в мир.

Она молода и красива до боли
И курит манерно (пока),
Ей лучшей гимнастикой будет стриптиз.
А в сердце сонеты, как звери в неволе,
Дерут об решетки бока —
Как юный артист об канаты кулис.

Шарк… шарк… шарк…
Ширк… ширк… ширк…
Как такси запоздалое — в парк.
Как звезда освистанная — в мир.

Я ей — не любовь. Не роман. И неважно.
Я просто пою ей за то,
Что грустных поэтов читает она наизусть.
За то, что театр без вешалки даже
Ее принимает пальто,
И в нем после спектакля бредет театральная
грусть.

Шарк… шарк… шарк…
Ширк… ширк… ширк…
Как такси запоздалое — в парк.
Как звезда освистанная — в мир.
1998 год

Что она себе искала —
Бог ее рассудит и простит —
Чехарду и смену кавалеров.
Во дворе ее фискалы
Разбирали хором по кости
С тысячей примеров.
Яд сочился вслед глухо
С языков невест и жен:
— Вот она идет… шлюха!..
Что ты в ней нашел?
Что ты в ней нашел?

Через двор плыла,
Собой цвела,
Рыжая. Я по ней сох.
Ветром мне во сне трепал
висок
Мой давнишний полуночник,
Мой давнишний полубог.

Плыл поверх пугливой тени
Отблеск рыжего огня,
Ночь ее тянула прочь от дома.
Мимо черных стен и окон,
Мимо глупого меня,
В теплый летний омут.
А наутро с ней ухарь,
В пальцах крутит рыжий шелк.
— Вот она опять… шлюха!..
Что ты в ней нашел?
Что ты в ней нашел?