Уильям Шекспир - Поэмы и стихотворения

LXXXVII.

"Купи тысячу поцѣлуевъ отъ меня, мое сердце, и выплачивай мнѣ ихъ по одному, исподволь. Что значатъ для тебя десять сотенъ поцѣлуевъ? Развѣ не скоро ихъ сосчитаешь и не скоро выдашь? Если, за неуплату, долгъ удвоивается, то развѣ и двадцать сотенъ поцѣлуевъ уже такъ затруднительны?"

LXXXVIII.

"Прекрасная царица", вымолвилъ онъ, "если ты питаешь ко мнѣ какую-либо любовь, то сообрази мою дикость съ моимъ незрѣлымъ возрастомъ. Пока я не узнаю себя самъ, не старайся меня узнавать; рыбакъ щадитъ неразвитую молодь; мягкая слива отпадаетъ, зеленая держится крѣпко или, будучи сорвана преждевременно, оказывается кислой на вкусъ.

LXXXIX.

"Взгляни: міровой утѣшитель уже докончилъ на западѣ, усталой походкою, свой дневный долгъ; овцы воротились въ загонъ, птицы въ свои гнѣзда, и черныя, какъ уголь, тучи, заслоняя небесный свѣтъ, велятъ намъ разойтись, пожелавъ доброй ночи.

ХС.

"Позволь-же мнѣ сказать: Доброй ночи! и ты тоже скажи; если ты скажешь это, получишь поцѣлуй". "Доброй ночи!" отвѣчаетъ она и прежде, нежели онъ произноситъ: "прощай!" ему предложенъ уже сладостный залогъ разлуки. Ея руки окружаютъ его шею нѣжнымъ объятіемъ; оба они теперь какъ-бы сплотились, стоя лицомъ къ лицу.

ХСІ.

Пока онъ, задыхаясь, не освобождается и не отстраняетъ отъ нея ту божественную росу, тѣ сладкія коралловыя уста, драгоцѣнный вкусъ которыхъ познали ея жаждущія губы, пересытившія себя ими и все-же страдающія жаждой. Онъ былъ отягченъ избыткомъ, она изнемогала отъ жажды (ихъ губы пылали вмѣстѣ), и оба они пали на землю.

XCII.

Тогда ея быстрое вожделѣніе овладѣваетъ своею добычей, питается ею обжорливо и все не можетъ насытиться; ея уста побѣждаютъ, его уста повинуются, платя ту дань, которой требуетъ оскорбительница, ястребиная похоть которой такъ высоко цѣнитъ свой захватъ, что старается изсушить вполнѣ сокровище его губъ.

ХСІІІ.

Ощутивъ сладость добычи, она предается грабежу съ слѣпой яростью; ея лицо пылаетъ, кровь кипитъ и необузданное желаніе вызываетъ въ ней отчаянную смѣлость, которая подвергаетъ забвенію все, прогоняетъ благоразуміе, уничтожаетъ румянецъ стыда и сокрушаетъ честь.

ХСІѴ.

Въ жару, ослабѣвъ, измучась ея неистовыми объятіями, подобно дикой птицѣ, усмиренной долгимъ обученіемъ, или быстроногой козѣ, утомленной преслѣдованіемъ, или своенравному ребенку, убаюканному няньчиньемъ, онъ повинуется, не сопротивляется болѣе, когда она беретъ все, что можетъ, хотя и не все, чего желаетъ.

XCV.

Почему, какъ ни замороженъ воскъ, онъ смягчается нагрѣваніемъ и поддается, наконецъ, каждому легкому отпечатку? Безнадежныя вещи достигаются часто смѣлостью, особенно въ любви, льготы которой превосходятъ права. Страсть не обмираетъ, подобно блѣднолицому трусу, но устремляется тѣмъ бодрѣе, чѣмъ дерзче ея цѣль.

XCVI.

О, если-бы она отступилась, когда онъ нахмурился, она не вкусила-бы такого нектара съ его губъ; бранныя слова и хмурость не должны отталкивать влюбленныхъ: розу срываютъ, хотя она и съ шипами. Будь красота подъ двадцатью затворами, любовь пробивается сквозь нихъ, разрушая ихъ всѣ.

XCVII.

Она не можетъ уже изъ жалости удерживать его долѣе; бѣдный глупецъ проситъ его отпустить; она рѣшилась не принуждать его снова, прощается съ нимъ и проситъ беречь ея сердце, которое, — она клянется въ этомъ ликомъ Купидона, — онъ уноситъ въ своей груди.

XCVIII.

"Милый юноша", говоритъ она, "я проведу эту ночь печально, потому что мое больное сердце принудить къ бдѣнію мои глаза. Скажи мнѣ, властелинъ любви, встрѣтимся-ли мы завтра? Скажи, будетъ-ли это? Будетъ? Хочешь дать мнѣ обѣщаніе?" Онъ говоритъ, что нѣтъ; завтра онъ намѣренъ охотиться за вепремъ съ своими друзьями.

ХСІХ.

"За вепремъ!" повторяетъ она и внезапная блѣдность покрываетъ ея щеки, какъ бѣлый батистъ, наброшенный на алѣющую розу. Она трепещетъ при этой вѣсти, обвиваетъ крыломъ своихъ рукъ его шею и падаетъ, все вися на ней, на спину; онъ съ нею на ея лоно.

С.

Теперь она на настоящей аренѣ любви: ея поборникъ на конѣ для горячей стычки; конь готовъ оказать ему все возможное, но онъ не правитъ имъ, хотя и на немъ. Муки ея хуже Танталовыхъ: вознестись въ Элизіумъ и не достигнуть блаженства!

СІ.

Какъ бѣдныя птицы, обманутыя нарисованнымъ виноградомъ, насыщаютъ только свои глаза, между тѣмъ какъ тощаетъ ихъ зобъ, такъ и она изнываетъ въ своей неудачѣ, уподобляясь этомъ жалкимъ пернатымъ, видящимъ безполезныя ягоды. И она старается возжечь непрерывными поцѣлуями тотъ жаръ, котораго ему недостаетъ.