И мнится, море стало гнить, —
О Боже, быть беде!
Ползли, росли, сплетясь в клубки,
Слипались в комья слизняки
На слизистой воде.
Виясь, крутясь, кругом зажглась
Огнями смерти мгла.
Вода — бела, желта, красна,
129
Как масло в лампе колдуна,
Пылала и цвела.
И Дух, преследовавший нас,
Являлся нам во сне.
Из царства льдов за нами плыл
Он в синей глубине.
И каждый смотрит на меня,
Но каждый — словно труп.
Язык, распухший и сухой,
Свисает с черных губ.
И каждый взгляд меня клянет.
Хотя молчат уста,
И мертвый
Альбатрос на мне
Висит взамен креста.
Пришли дурные дни. Гортань
Суха. И тьма в глазах.
Дурные дни! Дурные дни!
Какая тьма в глазах!
Но вдруг я что-то на заре
Заметил в небесах.
Сперва казалось — там пятно
Иль сгусток мглы морской.
Нет, не пятно, не мгла — предмет,
Предмет ли? Но какой?
130
Пятно? Туман. Иль парус? —
Нет! Но близится, плывет.
Ни дать ни взять, играет эльф,
Ныряет, петли вьет.
Из наших черных губ ни крик,
Ни смех не вырвался в тот миг,
Был нем во рту и мой язык,
Лишь искривился рот.
Тогда я палец прокусил,
Я кровью горло оросил,
Я крикнул из последних сил:
"Корабль! Корабль идет!"
Они глядят, но пуст их взгляд,
Их губы черные молчат,
Но я услышан был,
И словно луч из туч блеснул,
И каждый глубоко вздохнул,
Как будто пил он, пил…
"Друзья (кричал я) чей-то барк!
Мы будем спасены!"
Но он идет, и поднят киль,
Хотя кругом на сотни миль
Ни ветра, ни волны.
На западе пылал закат
Кроваво-золотой.
131
Пылало Солнце — красный круг
Над красною водой,
И странен черный призрак был
Меж небом и водой.
И вдруг (Господь, Господь, внемли!)
По Солнцу прутья поползли
Решеткой, и на миг Как бы к тюремному окну,
Готовый кануть в глубину,
Припал горящий лик.
Плывет! (бледнея, думал я)
Ведь это чудеса!
Там блещет паутинок сеть —
Неужто паруса?
И что там за решетка вдруг
Замглила Солнца свет?
Иль это корабля скелет?
А что ж матросов нет?
Там только Женщина одна.
То Смерть! И рядом с ней Лругая.
Та еще страшней,
Еще костлявей и бледней —
Иль тоже Смерть она?
Кровавый рот, незрячий взгляд,
Но космы золотом горят.
132
Пылало Солнце — красный круг
Над красною водой,
И странен черный призрак был
Меж небом и водой.
И вдруг (Господь, Господь, внемли!)
По Солнцу прутья поползли
Решеткой, и на миг Как бы к тюремному окну,
Готовый кануть в глубину,
Припал горяший лик.
Плывет! (бледнея, думал я)
Ведь это чудеса!
Там блещет паутинок сеть —
Неужто паруса?
И что там за решетка вдруг
Замглила Солнца свет?
Иль это корабля скелет?
А что ж матросов нет?
Там только Женщина одна.
То Смерть! И рядом с ней Другая.
Та еще страшней,
Еще костлявей и бледней —
Иль тоже Смерть она?
Кровавый рот, незрячий взгляд,
Но космы золотом горят.
132
Как известь — кожи цвет.
То Жизнь-и-в-Смерти, да, она!
Ужасный гость в ночи без сна,
Кровь леденящий бред.
Барк приближался.
Смерть и Смерть
Играли в кости, сев на жердь.
Их ясно видел я.
И с хохотом вскричала та,
Чьи красны, точно кровь, уста:
"Моя взяла, моя!"
Погасло Солнце, — в тот же миг
Сменился тьмою свет.
Уплыл корабль, и лишь волна
Шумела грозно вслед.
И мы глядим, и страх в очах,
И нам сердца сжимает страх,
И бледен рулевой.
И тьма, и плещут паруса,
И звучно каплет с них роса,
Но вот с востока разлился
Оттенок золотой,
И Месяц встал из облаков
С одной звездой между рогов,
Зеленою звездой.
133
И друг за другом все вокруг
Ко мне оборотились вдруг
В ужасной тишине,
И выражал немой укор
Их полный муки тусклый взор,
Остановись на мне.
Их было двести.
И без слов Упал один, другой…
И падающей глины стук
Напомнил их паденья звук,
Короткий и глухой.
И двести душ из тел ушли —
В предел добра иль зла?
Со свистом, как моя стрела,
Тяжелый воздух рассекли
Незримые крыла".
Читать дальше