Сердец заблудших друг.
Он в славословиях
Творцу Проводит свой досуг.
Он смоет Альбатроса кровь
С моих преступных рук.
Отшельник тот в лесу живет
На берегу морском.
Он славит Божью благодать,
И он не прочь потолковать
С заезжим моряком.
Он трижды молится на дню,
Он трав язык постиг,
И для него замшелый пень
— Роскошный пуховик.
Челн приближался, и
Рыбак Сказал:
"Но где ж огни?
147
Их столько было, как маяк,
Горели здесь они".
"Ты прав, —
Отшельник отвечал,
И видят небеса:
Не отзывается никто
На наши голоса.
Но как истрепан весь корабль,
Истлели паруса, —
Как листья мертвые в лесу,
Что вдоль ручья лежат,
Когда побеги снег накрыл,
И филины кричат,
И в мерзлой чаще воет волк
И жрет своих волчат".
"Вот страх-то! — бормотал Рыбак.
Господь, не погуби!"
"Греби!" — Отшельник приказал
И повторил "Греби!"
Челнок подплыл, но я не мог
Ни говорить, ни встать.
Челнок подплыл.
И вдруг воды
Заволновалась гладь.
В пучине грянул гром, вода
Взметнулась в вышину,
148
Потом разверзлась, и корабль
Свинцом пошел ко дну.
Остолбенев, когда удар
Сотряс гранит земной,
Я, словно семидневный труп,
Был унесен волной.
Но вдруг почувствовал сквозь мрак,
Что я в челне, и мой Рыбак
Склонился надо мной.
Еще бурлил водоворот,
И челн крутился в нем.
Но стихло все.
Лишь от холма
Катился эхом гром.
Я рот раскрыл —
Рыбак упал,
На труп похожий сам.
Отшельник, сидя, где сидел,
Молился небесам.
Я взял весло, но тут малыш
От страха одурел.
Вращал глазами, хохотал
И бледен был как мел.
И вдруг он завопил:
"Го-го! На весла дьявол сел!"
149
И я на родине опять,
Я по земле могу ступать,
Я вновь войду в свой дом!
Отшельник, выйдя из челна,
Стал на ноги с трудом.
"Внемли, внемли, святой отец!"
Но брови сдвинул ОН:
"Скорее говори — кто ты?
И из каких сторон?"
И тут я, пойманный в силки,
Волнуясь и спеша,
Все рассказал.
И от цепей,
От страшной тяжести своей
Избавилась душа.
Но с той поры в урочный срок
Мне боль сжимает грудь.
Я должен повторить рассказ,
Чтоб эту боль стряхнуть.
Брожу, как ночь, из края в край
И словом жгу сердца
И среди тысяч узнаю,
Кто должен исповедь мою
Прослушать до конца.
150
Какой, однако, шумный пир!
Гостями полон двор.
Невеста и жених поют,
Подхватывает хор.
Но, слышишь, колокол зовет
К заутрене в собор.
О Брачный Гость, я был в морях
Пустынных одинок.
В таких морях, где даже Бог
Со мною быть не мог.
И пусть прекрасен этот пир,
Куда милей — пойми! —
Пойти молиться в Божий храм
С хорошими людьми.
Пойти со всеми в светлый храм,
Где Бог внимает нам,
Пойти с отцами и детьми,
Со всеми добрыми людьми,
И помолиться там.
Прощай, прощай, и помни,
Гость, Напутствие мое: Молитвы до
Творца дойдут,
Молитвы сердцу мир дадут,
Когда ты любишь всякий люд
И всякое зверье.
151
Когда ты молишься за них
За всех, и малых и больших,
И за любую плоть,
И любишь все, что сотворил
И возлюбил Господь".
И старый Мореход побрел, —
Потух горящий взор.
И удалился Брачный Гость,
Минуя шумный двор.
Он шел бесчувственный, глухой
К добру и не добру.
И все ж другим — умней, грустней —
Проснулся поутру.
Самуил-Тейлор Кольридж
Старый моряк [4] Перевод Аполлона Коринфского OCR: Андрей Прудковский
Охотно верится, что свойств невидимых, кроющихся в природе вещей, более, чем видимых. Однако, кто в состоянии раскрыть перед нами весь мир этих свойств, во всей их совокупности? Кто в состоянии выяснить степень важности, их сходства и различия, роль каждого из них? Каковы их функции, где их место, — вот вопросы, вкруг которых вечно блуждает человеческий ум, никогда, однако, их не разрешая. А между тем, не скрою: приятно от времени до времени погрузиться в созерцание рисуемой воображением картины высшего и лучшего мира, — хотя бы для того, чтобы не слишком сузился наш кругозор от привычки вращаться в мелочах повседневной жизни, и чтобы не слишком понизилась деятельность нашей мысли, погруженной в ничтожные интересы. Но в то же время следует стоять на страже истины и не выходить из определенных границ — только этим путем обеспечивается возможность отличать достоверное от сомнительного, день от ночи.
Читать дальше