Ольга Харламова: Под музыку русского слова

Из посвящения:

(в ответ на ее письмо)

А вздохи были. Были и невидимые миру слезы.

Ростопчина (мы обедали с ее мужем втроем) после обеда долго и искренно толковала со мною о себе вдвоем. Она жалуется, что ее жизнь лишена первого счастия — домашней теплоты. Она говорит, что сердце ее вовсе не создано к той жизни, какую принуждена вести теперь, и беспрестанно твердила стих Татьяны:

Жизнь украшается только радостями, а поэзия украшает и тяжелые истины жизни.

Дело было о масленой (1849 год). Погодин звал разных своих знакомых «на блины». Островский обещал приехать и читать свою «новую комедию». В числе приглашенных были: Гоголь, Хомяков, актер Щепкин, некоторая часть молодой редакции «Московитянина», Ростопчина…

Графиня приехала (как кто-то сейчас же заметил: в одиночных санях в одну лошадь), одета она была очень просто. Все уселись на самой невзыскательной мебели хозяйского кабинета, иным пришлось лепиться на подоконниках или даже просто стоять. Островский поместился в левом углу, у окон, и едва начал читать, как не видимо и не слышно ни для кого подкрался коридором Гоголь и стал в дверях, прислонившись правым плечом к притолоке, и так оставался во все время чтения.

Пьеса произвела сильное впечатление. Все акты были выслушаны с самым полным вниманием, без одобрений, в мертвой тишине… Графиня говорила с автором более чем с кем-нибудь и просила его бывать у нее по субботам вечером. Такие же приглашения получили еще несколько лиц, так возникли «субботы Ростопчиной»…

Всего памятнее была для меня дружба с Гоголем, недолгая — в последний год его жизни, когда он стал часто бывать у меня, шутить, показывать, что ему приятно мое всепреданное уважение, он сам говорил мне с удовольствием о приготовленных им новинках, а вы знаете, как это редко с ним случалось.

Теперь всех занимает одно: это — горестное известие о кончине Гоголя.

Да Гоголь-то, что он сам, как не сильнейший из поэтов?

Привыкши с малолетства к короткости Пушкина, Баратынского, Вяземского, Жуковского, потом к братским отношениям с Лермонтовым, я не могу не питать горячего участия ко всем, кто идут по той же дороге: то есть вдохновения и таланта.