Тимур Кибиров - Стихи

Отведав ваших искушений,
Самоубийство и любовь,
Я вновь ору как оглашенный,
Несусь как угорелый вновь!

На всех порах, ко всем чертям!
И мочи нет свернуть во храм,

Инерцию преодолеть,
Осуществить зигзаг!..

И коль не в церковь залететь,
Так хоть в районный ЗАГС!

Идеал
Убежал…

(Нет, лучше эквиритмически) —

Идеалы
Убежали,
Смысл исчезнул бытия,
И подружка,
Как лягушка,
Ускакала от меня.

Я за свечку
(в смысле приобщения
к ортодоксальной церковности),
Свечка – в печку!
Я за книжку
(в смысле возлагания надежд
на светскую гуманитарную культуру),
Та – бежать
И вприпрыжку
Под кровать!
(То есть – современная культура
оказалась подчинена не высокой
духовности, коей взыскует лирический
герой, а низменным страстям,
символизируемым кроватью как ложем
страсти (Эрос), смертным одром
(Танатос) и местом апатического или
наркотического забвения (Гипнос).)

Мертвых воскресенья чаю,
К Честертону подбегаю,
Но пузатый от меня
Убежал, как от огня.

Боже, боже,
Что случилось?
Отчего же
Всё кругом
Завертелось,
Закружилось
И помчалось колесом?
(В смысле ницшеанского
вечного возвращения или
буддийского кармического ужаса,
дурной бесконечности —
вообще всякой безысходности.)

Гностицизм
За солипсизмом,
Солипсизм
За атеизмом,
Атеизм
За гностицизмом,
Деррида
за
М. Фуко

(Деррида здесь помещен
более для шутки,
М. Фуко – более для рифмы) —

Всё вертится
И кружится,
И несется кувырком!..

Вдруг из сей всемирной склоки
Позабытый, чуть живой,
Возникает древний Логос
И качает головой:

«Ах ты, гадкий, ах ты, грязный,
Безобразный греховодник!
Ты чернее фарисея
(вариант —
ты наглее саддукея),
Полюбуйся на себя:
У тебя на сердце злоба,
На уме одна стыдоба,
Пред тобой такие виды,
Что сбежали аониды,
Аониды, пиэриды
Убежали от тебя.

Рано утром на рассвете
Умиляются мышата
И котята, и утята,
И жучки, и паучки.

Ты один не умилялся,
А кичился и кривлялся,
И сбежали от кривляки
И утехи, и стихи.

Я – великий древний Логос,
Коим созидался мир,

Форм предвечных Устроитель,
Слов и смыслов Командир!

Если я тебя покину,
Отзову моих солдат,
В эту комнату иные
Посетители влетят,
И залают, и завоют,
И зубами застучат,
И тебя, дружок любезный,
Не пройдет пяти минут —
Прямо в бездну,
Прямо в бездну
С головою окунут!»

Он ударил в медный таз
(коим, по мысли лирического героя,
все накрылось)

И вскричал: «Кара-барас!»
(В каком смысле? Непонятно)

И сейчас же угрызенья,
Сожаленья и прозренья
Принялись меня терзать,
Приговаривать:

«Судим, судим дезертира
За побег от Командира,

За отказ ему служить —
Жить, жить, жить, жить!
Дорожить и не тужить!»

Тут либидо подскочило
И вцепилось промеж ног,
И юлило, и скулило,
И кусало, как бульдог.

Словно от бейсбольной биты,
Я помчался от либидо,
А оно за мной, за мной
По юдоли по земной.

Я к Эдемскому детсаду,
Перепрыгнул чрез ограду,
А оно за мною мчится,
Застит вещие зеницы.

Вдруг навстречу мой хороший,
Шестикрылый Серафим.
И презрительные рожи
Корчит Пушкин рядом с ним.

«Ну-ка живо – виждь и внемли!»
Возглашает Серафим.

А потом как зарычит
На меня,
Как крылами застучит
На меня:

«Ну-ка, братец, не дури,
Говорит,
И спасибо говори,
Говорит,
А не то как улечу,
Говорит,
И назад не ворочусь!»
Говорит.

Как пустился я по улице
бежать,
Прибежал к Порогу Отчему
опять.

Смысла, смысла,
Смысла, смысла
Домогался и молил,
Копоть смыл
И суть отчистил,
Воск застывший отскоблил.

И сейчас же краски, звуки,
Зазвучали в тишине:
«Восприми нас, глупый злюка,
осторожней и нежней!»