Саша Черный - Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Я склоняю чело… Здесь вокруг — их земля,—
       И холмы, и поля…
Только звона своих колокольных часов
       Не слыхать им вовеки веков,
Только в глине чужой под подножьем креста
       Обнажились оскалом уста,
Только ветер чужой, вея буйным крылом,
       Напевает им черный псалом…

Воробьи налетели. Под дерзкий их писк
       Обогнул обелиск.
На решетке, качаясь, висят малыши,
       Голубь взвился в тиши…
У последнего дома кудлатый щенок
       Изгибается в льстивый клубок:
«О прохожий, зачем ты уходишь к реке?
       Разве плохо у нас в городке?»

Под лозой лопочет гулко речка.
На лозе трепещет стрекоза…
Я тянусь. Вот-вот схвачу… Осечка!
Из-под пальцев взвилась егоза.

И опять садится. Плеск волны.
«Начинайте, милый друг, сначала».
Так со мною в Петербурге до войны
Некая медичка поступала.

Теоретически все это так легко:
К айве веревкой прикрутить козу,
Сесть под козой на табурет внизу,
Взять за сосцы… И брызнет молоко.

Увы, увы… Практически не так:
Коза ногой прорвала мой пиджак,
Веревка лопнула, сосцы умчались в сад,
Пытаюсь встать… и падаю назад.

Склонивши лоб, лечу в местечко
На двухколесном рысаке:
«Бумага, хлеб, чернила, свечка»,—
Подробный список в башмаке.

Душа, как огненная роза…
Но ведь и розе не прожить
Без орошенья и навоза.
Уймите, Муза, вашу прыть!

Из-за мечтательности вашей,
Вчера к столу придвинув стул,
Я сдуру в чашку с простоквашей
Перо шальное окунул.

Ведь так дойдешь и до горчицы…
Пора очнуться! Руль в руке…
Вертитесь, бешеные спицы!
Подробный список в башмаке.

Я проснулся и спичкою чиркнул о стул…
В низкой комнате плеск, и шуршанье, и гул.

Ведьма, что ли, влетела в ночное окно?
Трепыхается свечка, в аллее — темно.

Задрожал я до пяток, как в бурю камыш:
Над башкой прочертила летучая мышь!

Острогранным зигзагом — вперед и назад…
Разве я заколдованный дьяволом клад?

Пять минут я штанами махал в вышине,
Но не выдержал, — сдался, — скользнул по стене,—

И, по лестнице темной сбежав босиком,
На ларе под часами свернулся клубком.

Среди аллеи на углу базар:
Кувшины стройные, цветистые рогожки
И пестрые тунисские дорожки
По-деревенски радостны, как жар…
А под платанами гирляндами висят,
Как кремовый гигантский виноград,
Чудесные густые ожерелья…
— Скажите мне, что это за изделья?
Не погремушки ль для слоновьих ног?
Иль для верблюжьей сбруи украшенья?

И спутник мой, без тени восхищенья,
Мне отвечает коротко: «Чеснок».

         На козлах толстый франт
         С бичом в ленивой лапе.
         В оглоблях Россинант
         С гвоздикою и в шляпе.

         Рассевшись, как бебе,
         Под белым балдахинцем,
         Ты кажешься себе
         Почти персидским принцем…

         Навстречу в две стены
         Плывут бурнусы, фески,
         И белые штаны,
         И медные подвески…

         Румяна и жирна,
         Под пальмовым наметом
         Марсельская Нана
         Торгуется с пилотом.

         Внизу синеет порт
         В щель улицы-колодца.
         В душе веселый черт
         Все веселей смеется…

         Но кляча стала вдруг,—
         Глаза, как две черешни!
         «Куда?» — «Не знаю, друг,
         Я, милая, не здешний».

Посмотри, посмотри, как вскипает, как пенится след!
Чайки низко над нами летят вперегонку…
Провансалец-старик надвигает на брови берет,
Смотрит вбок на сапфирный лоснящийся цвет
        И в мотор наклоняет масленку.