Мне бы в танце – с тобой – вот так – умереть,
В вековом кольце ВСЕ простивших рук.
Во блаженном успении вечный покой
подаждь, Господи…
Кожа иссохнет. И выжелтит кость
Плоть – изнутри.
Мир обозри, о бедняк, нищий гость,
Мир обозри.
Сколько страданья тебе претерпеть.
Сколько любви.
Сколько захочешь ты раз умереть –
Столько – живи.
Будут соборовать – с ложкой златой
Руку – толкни.
Кожа да кости – базарный Святой –
Нас помяни.
Как ты на торжище – князем сидел,
В бочках капуст!
Как дольний мир и бранился и пел
Тысячью уст!
Вкусный, огромный, пахучий, крутой,
Грязный пирог…
Жизнь – лишь вода: по земле ледяной
Скул Твоих, Бог.
Ты послушай меня, старик, в дымном рубище пьяный царь.
Ты послушай мой дикий крик. Не по нраву – меня ударь.
Вот ты царствовал все века, ах, на блюде несли сапфир…
Вот – клешней сведена рука. И атлас протерся до дыр.
Прогремела жизнь колесом колесницы, тачки, возка…
Просверкал рубиновый ком на запястье и у виска.
Просвистели вьюги ночей, отзвонили колокола…
Что, мой царь, да с твоих плечей – жизнь, как мантия, вся — стекла?!..
Вся – истлела… ветер прожег… Да босые пятки цариц…
Вот стакан тебе, вот глоток. Вот – слеза в морозе ресниц.
Пей ты, царь мой несчастный, пей! Водкой – в глотке – жизнь обожгла.
Вот ты – нищий – среди людей. И до дна сгорела, дотла
Шуба царская, та доха, вся расшитая мизгирем…
Завернись в собачьи меха. Выпей. Завтра с тобой помрем.
А сегодня напьемся мы, помянем хоромную хмарь.
Мономахову шапку тьмы ты напяль по-на брови, царь.
Выйдем в сутолочь из чепка. Святый Боже, – огни, огни…
Камня стон. Скелета рука. Царь, зипунчик свой распахни
Да навстречу – мордам, мехам, толстым рылам – в бисере – жир…
Царь, гляди, я песню — продам. Мой атлас протерся до дыр.
Царь, гляди, – я шапку кладу, будто голову, что срубил,
В ноги, в снег!.. – и не грош — звезду мне швырнет, кто меня любил.
Буду горло гордое драть. На морозе – пьянее крик!..
Будут деньги в шапку кидать. На стопарь соберем, старик.
Эх, не плачь, – стынет слез алмаз на чугунном колотуне!..
Я спою еще много раз о твоей короне в огне.
О сверкании царских риз, о наложницах – без числа…
Ты от ветра, дед, запахнись. Жизнь ладьей в метель уплыла.
И кто нищ теперь, кто богат – все в ушанку мне грош – кидай!..
Пьяный царь мой, Господень сад. Завьюженный по горло Рай.
– Приидет Царствие Мое.
Приидет Царствие Мое.
Вы долго ждали, бедняки –
Приидет Царствие Мое.
– Царь-Голод высох тьмой доски.
Царь-Холод сжег мои виски.
Царь-Ветер плачет от тоски.
Приидет Царствие Твое.
– Пропой же мне последний стих,
Пропойца с пламенем седых
Волос, – что плачешь ты, затих?
До дна ты выпил Бытие?..
– Блаженны нищие духом, ибо их…
Блаженны плачущие, ибо их…
Последний Дух, и вдох, и дых:
Приидет Царствие Твое.
… И так они стояли – так
Стоят на рынке мясники,
А снег в крови, в снегу резак, –
Стоят и плачут от тоски.
В снегу – замызганный пятак:
Огонь – на резкой белизне.
Друг против друга – вечно: как
Враги на ледяной Войне.
И весь в слезах стоит Христос.
И я стою – лицо в слезах.
А мир, бедняк, ослеп от слез.
Огонь, огонь – в его глазах.
На столе он лежал, седовласый, мертвый Кит, изрыгнувший Иону.
Ты родился в шелках и атласах – умираешь ты в яме спаленной.
Ах, какие шакалы и шавки истерзали тебя, опростали!..
Родился побегушником в лавке – умираешь царем в горностаях.
Разволосая баба, халдушка, тебе ноги босые омыла.
Из охвостьев старьевных – подушка, и щека почернела, как мыло,
Боже, мыло стиральное – в бане, мыло черное, торфа чернее…
Сабля смерти – кривыми губами да взасос!.. – обвенчаешься с нею.
Сало было – омылилось мыло. Был мускат – а шибает мочою.
Смерть – то розвальни, полоз остылый, и кабатчик-кабан со свечою.
Все мы хамы и все фараоны. Хлещут бубны, литавры, тимпаны.
Спит, холодный, немой, изумленный, средь живых, жарких, бешеных, пьяных.
Читать дальше